Пока официант по винам принимал заказ, я заметил, что Вельда слегка нахмурилась. Она заметила кого-то у меня за спиной. Я оборачиваться не стал. Дождался, пока она сказала:

— Только что вошли Паттерсон с Драго. Сидят через три столика от нас.

— Интересно, совпадение это или нет?

— Думаешь, они тут завсегдатаи? — спросила Вельда.

— Кто их знает, — ответил я. — Могу спросить.

— Но кто мог сказать им, что мы здесь будем, а, Майк?

— Никто. Заказ на столик я сделал по телефону.

Принесли выпивку. Мы молча чокнулись, выпили по глотку чая со льдом и уставились друг на друга, озаренные одной и той же догадкой. Вельда заметила:

— Должно быть, телефон в конторе прослушивается. Кто-то из этой телевизионной шатии-братии мог оказать такую услугу.

— Что ж, всегда приятно, когда ты нужен людям, — сказал я. — Вообще-то работают шустро. Шустрее, чем налоговое управление.

Принесли еду, и я с удовольствием принялся за нее, точно то была жареная индейка, подаваемая по большим праздникам. Может, во Флориде и много солнца и хороших рыбных ресторанов, но тут была настоящая, родная нью-йоркская жратва. Мы уже покончили с десертом и принялись за кофе, когда вдруг Вельда спросила:

— А ты их слышишь, Майк?

— Кого?

— Ну, тех ребят, что приехали в лимузине.

В зале стоял приглушенный гул голосов. Люди, приходившие обедать так рано, обычно не слишком шумят, а потому мне не пришлось особенно напрягаться, чтобы расслышать несколько слов. Возможно, они произнесли их нарочно громко. Не настолько громко, чтоб соседи сделали им замечание, но достаточно для того, чтоб я мог расслышать. Особенно отчетливо произносилось мое имя. Но еще демонстративнее был тон, которым оно произносилось. Тон глубочайшего отвращения.

Я спросил:

— Они пьют?

— Мартини. Так и налегают. С первого же момента, как только вошли.

— Ну а как воспринимают это их девочки?

— Похоже, немного нервничают.

— Что ж, их можно понять, — буркнул я.

Она протянула руку, накрыла ею мою ладонь.

— Что собираешься делать, Майк?

— Да ничего.

Похоже, она испугалась не на шутку.

— Перестань, Майк. Еще ни разу не было такого, чтоб ты ничего не делал.

Но разве мог меня хоть кто-нибудь остановить? Я резко отодвинул стул и поднялся прежде, чем она успела сказать что-то еще. И с самым небрежным видом двинулся через зал к их столику, зная, что они следят за каждым моим шагом. Прочитать выражение лица Хоуви не составляло труда. Для него я был всего лишь жалким частным сыщиком, почти что покойником с большой дыркой в кишках и полным отсутствием физической возможности разделаться с противником куда моложе себя. Леонард Паттерсон, тот был лиса похитрей, и рот его покривился в презрительной усмешке при виде того, как я исхудал и побледнел после всего, что со мной случилось.

Что ж, тем лучше. Вельда не сводила с нас глаз, крутые ребята приготовились к действиям. Их девочки сидели тихо, как мышки, но в неподвижности явно угадывалась паника. Такого они не ожидали. Я подошел к Паттерсону и остановился. Я тут же заметил, что ухмылка его стала какой-то кислой, а сам он сник. Что и понятно. Ведь он наслышался обо мне всяких истории, прочел слишком много газет и понимал, что то, что происходит сейчас, может иметь самые неприятные последствия.

Я не произнес ни слова. Просто сунул руку в карман пиджака и показал им обойму, заряженную хромированными патронами 45-го калибра. Повертел в пальцах и поставил ее на стол, рядом с его рукой. Взглянул на Хоуви, затем — на Паттерсона, усмехнулся — так, чтобы они видели все мои зубы, — а потом вернулся к столику в углу.

Сел и жестом попросил официанта подать счет. Четверка, сидевшая через три столика от меня, засуетилась и собралась уходить. Женщины, похоже, были в ярости. Мужчины на нас и не глядели. Вышли из зала, ни разу не обернувшись.

Официант принес счет. Я расплатился и дал щедрые чаевые. Мы гордо прошествовали мимо пустого столика. Вельда спросила:

— Что ты им сказал?

— Да ничего, — ответил я. Обойма с патронами 45-го калибра все еще стояла там. Я взял ее и сунул в карман. — Поняли друг друга без слов.

Она тоже поняла, что произошло. И ограничилась одним словом:

— Черт!

* * *

Я попросил водителя подождать и проводил Вельду до дверей в квартиру. Чмокнул ее на прощание в щеку. По глазам заметил, что ей хотелось бы большего. Но я сказал:

— Пережить такую штуку, как помолвка, очень и очень непросто, котенок. Так что давай еще маленько подождем.

— У тебя может быть только одно оправдание. То, что ты еще слаб.

Я усмехнулся, выудил обойму от «кольта» 45-го калибра и вложил ей в ладонь.

— Конечно, куколка. Конечно, слаб.

Она взглянула на обойму, улыбнулась и опустила ее за вырез платья. Оставалось предполагать, что обойма задержалась в бюстгальтере.

Добравшись наконец до дома, я понял, что обманывал себя. Этот день вымотал меня вконец, даже нажать на кнопку в лифте почти не было сил. Боль в животе вернулась, откликаясь на каждый удар сердца острыми покалывающими спазмами. Войдя, я первым делом включил воду в ванной, потом разделся, торопя ту минуту, когда тело мое опустится в теплую и ласковую пену.

Следовало бы слушаться Моргана. Мне уже давно не пятнадцать лет. Я был очень тяжело ранен и должен потерпеть, подождать, пока время и лекарства не сделают свое дело и здоровье не восстановится. Я дважды подбавлял горячей воды в ванну, и примерно через час мне полегчало. Я просидел еще минут десять, затем вылез из ванны, включил инфракрасную лампу под потолком, ждал, пока обсохну.

При одной мысли о том, что могло случиться в «Ле Сирк», по коже пробежали мурашки. Любой из этих парней мог запросто размазать меня по стенке, не знай они о моей репутации. К счастью, они хорошо разглядели обойму от «кольта» 45-го калибра. Раз у меня есть обойма, стало быть, и пушка имеется. А раз имеется пушка, стало быть, я вполне мог употребить ее в дело, стоило этим клоунам только дернуться. Они мыслили правильно. Я же вел себя как полный дурак. Взглянул на свое отражение в зеркале над раковиной. Ну и видок, просто жуть!.. И я сказал себе: «Все, больше никаких глупостей, Майки, малыш! Будет тебе умничать!»

Вельда уже сидела в конторе, когда вошли мы с Патом. Было десять минут десятого. И завтрак, состоявший из кофе и рогаликов, уже ждал нас. После него мы собирались проводить Маркоса Дули в последний путь. Я спросил Пата, как насчет цветов, и он ответил: