шли молча, осмысливали. Ведь Т-III по боевым свойствам равен нашему Т-26. Почему на один немецкий танк – три наших? Экипажи плохо обучены? Неправильная тактика? А как же военные академии, которые должны развивать науку воевать? На основе изучения боевых действий в Испании, на Халхин-Голе, зимой в Финляндии должны анализировать, выискивать ошибки, ставить в известность командиров, вырабатывать новую тактику и стратегию. Это Михаил после артиллерийского училища понимать стал, хотя провел там всего год.

Но потери были не только в Красной армии. Из дневника Фрица Гальдера, генерала вермахта:

«За период с 22 июня по 30 июня 1941 года потери германской армии составили 41 087 человек. Убито офицеров – 524, унтер-офицеров и рядовых – 8 362 человека. Ранено и убыло в госпитали 916 офицеров и 28 528 унтер-офицеров и рядовых. Среднесуточная убыль из боевых частей – 4 565 человек».

Эти потери безошибочно показывали, что в СССР вермахт столкнулся с противником пусть не очень умелым, но стойким, мотивированным, а главное, обучающимся военному искусству с поразительной быстротой. И наиболее дальновидные головы в германских штабах разного уровня уже начинали подозревать, что в войне с Россией фюрер влип в такую же авантюру, как Наполеон без малого полтора века тому назад…

Тем временем четырех бойцов беспокоили вопросы: где наши части? далеко ли до них? стоят ли насмерть на оборудованных позициях или отступают с боями? Томила и угнетала неизвестность. Сколько прошагали, непонятно. Деревни старались обходить, в них могли оказаться немцы, а вчетвером тяжело выдержать боестолкновение даже с пехотным отделением. Чем немцы подавляли, так превосходством в пулеметах. Вот автоматов было немного, один на отделение, обычно у его командира, ефрейтора. У остальных солдат – карабины Маузера. У артиллерийских расчетов, экипажей танков – пистолеты, револьверов не было. Если Первая мировая война была позиционная, то Вторая – война моторов: мотоциклов, автомобилей, бронетранспортеров и танков.

Вечером услышали отдаленную перестрелку. Валерий прислушался.

– Наш максим!

Пошли в направлении стрельбы, которая становилась все отчетливее. Бухали одиночные винтовочные выстрелы. Потом – несколько взрывов гранат, и перестрелка стихла.

Сначала послышались невнятные голоса, невозможно понять, кто говорит – русские или немцы, сколько человек.

– Тихо и осторожно вперед, оружие к бою.

Перебегали от дерева к дереву, потом стало видно. Небольшой окопчик, пулемет максим без бронещитка на бруствере. Немцы рядом стоят, человек пять. Дальше, метрах в семидесяти на гравийном грейдере грузовик. Рядом с ним – несколько убитых гитлеровцев. Понятно стало – пулеметчик принял последний бой.

– Огонь! – скомандовал Михаил и первым нажал на спуск автомата.

Стрелял, пока не кончились патроны в магазине. Перезарядил оружие. Рядом ребята снаряжали магазины винтовок. Впереди, у пулемета и грузовика, никакого шевеления и звуков. Держа оружие наизготовку, подошли. В мелком окопчике – убитый старшина, на бруствере следы от взрыва гранаты. Между грузовиком и пулеметной позицией – несколько убитых немцев.

Михаил подошел к грузовику. В кабине убитые – водитель и офицер. Заглянул в крытый брезентом кузов. И здесь пяток убитых. Не ожидали немцы пулеметного огня с близкого расстояния на дороге. Полагали – раз линия фронта впереди, то в тылу безопасно. Ошиблись. Надо отсюда уходить, перестрелку могли слышать и идти на помощь.

– Мужики, берите по автомату и патроны. Я грузовик осмотрю.

Михаил надеялся, что найдутся харчи. Наступали немцы быстро, тыловые службы не поспевали, полевые кухни в том числе. Немцам на такой случай выдавали сухие пайки – рыбные или мясные консервы, галеты, шоколад. А в грузовике ничего съестного! Прилучный вернулся к окопчику, из нагрудного кармана гимнастерки забрал документы старшины. Надо командованию отдать, рассказать о героической гибели. Не сдался старшина в плен. Принял бой, зная, что подмоги не будет. Немного Михаил с товарищами не поспели. А еще снял с пояса убитого малую саперную лопатку в чехле. Для бойца – незаменимая вещь! И окопаться – земля спасет и от мины, и от пули, – и в рукопашной – страшное оружие, если боковые грани наточить.

Саперных лопаток не хватало, многие остались на складах. А противогазы в сумках бойцы сами побросали: лишняя тяжесть.

– Ребята, ходу!

Уже с километр прошагали, как услышали рев мотора. К месту перестрелки полным ходом шел бронетранспортер. Михаил в первый раз видел его близко. Полугусеничный, спереди над кузовом – пулемет. Такой без гранаты не остановишь. Прогромыхал, и парни перевели дух. Вовремя ушли.

К вечеру небо тучами затянуло, потом стал моросить дождь. Укрылись в лесу под большой елью. Вода по веткам стекала, а внизу сухо и мягко на опавшей хвое. Тесновато, конечно, и кушать хочется, а заснуть трудно, хотя прошагали много и устали. Только Михаил придремывать стал, как Валерий спросил:

– Сколько еще наши отступать будут? Где наши соколы, где танки?

Видимо, этот вопрос беспокоил всех. Тимофей ответил:

– Силы собирают. Потом как вдарят!

– Ты у немчуры хоть одну лошадь видел? Все на машинах, танках, мотоциклах. А у нас как в гражданскую войну – кавалерийские дивизии! С шашкой на танк?

– Сомневаешься в Красной армии?

– Дурак ты, Тимоха!..

– Не скоро, но ударим, – сонно отозвался Игорь. – Думаю, первые большие победы надо ждать к зиме, где-то в ноябре-декабре…

– Ну ты сказал, студент! Полгода ждать?!

– Прекратить разговоры и спать! – вмешался Михаил.

Не время сейчас между собой собачиться. Страна большая, пока резервы из глубины, из дальних военных округов подтянутся, время нужно.

Так думалось Михаилу. Видел он на учениях, что даже для переброски одной дивизии потребовался десяток железнодорожных эшелонов.

А если корпус перебрасывать, да не один? Или армию? Вагонов не хватит. Однако и червячок сомнения был. Если Красная армия так сильна, как показывали в журналах кинохроники с парадов на Красной площади, когда танки проходили грозной армадой, тучей пролетали самолеты, почему нет долгожданного ответного удара? Почему до сих пор немцы идут вперед? Неужели командование обманывало товарища Сталина и народ? Думать об этом было страшно. И не думать невозможно, когда жестокая действительность вокруг, когда бойцам приходится прятаться на своей земле. Но лучше ему не показывать сомнений. В училище наставляли: командир должен быть решителен и смел, быть примером для бойцов.

Спасало бойцов пока то, что не поспевали за наступающими частями тыловые службы обеспечения – полевая полиция, гестапо. Если и могли, то только зачищали в первую очередь города – от коммунистов, евреев, цыган, пациентов психбольниц. Этих расстреливали в первую очередь. И в немалой степени благодаря доносам жителей. Советскую власть любили не все, были недовольные. У кого-то лавку отняли после революции, у кого-то пьяные матросы застрелили отца, и сын