Это последнее изречение было произнесено голосом, так пропитанным слезами, что Джорджина даже вздрогнула. Она насилу отважилась подумать об обиде, которую нанесет людям старейшины, когда разорвет с ним как с бесчестным мошенником, однако во имя любой будущей его жертвы это надо было сделать — и скоро.

Лайэн настоял, чтобы в этот вечер все приоделись к обеду, который должен был стать торжественным праздничным застольем, по крайней мере для троих из них. Кэт было обещано вознаграждение по заслугам за приготовление к ужину чего-нибудь особо выдающегося; будут зажжены свечи в огромных серебряных канделябрах, которыми пользовались в последний раз еще когда за обеденным столом распоряжалась мать Лайэна, и в первый раз за многие годы были извлечены серебряная посуда и хрустальные бокалы. Джорджина, голова у которой закружилась от той быстроты, с которой события сменяли друг друга, искала в своем гардеробе одежду, годящуюся для такого случая. Только одно платье оказалось почти подходящим: узкое платье для коктейлей из белой тафты, прошитой серебряной нитью, с декольте и манжетами, отделанными богатой серебряной вышивкой. Почему дядя включил это платье в ее багаж, она не знала, но была благодарна за тот счастливый случай, что управлял его рукой.

Когда она подготавливалась к ужину, ее начало охватывать все возрастающее оживление, чувство, которое побудило ее тщательно побеспокоиться о своей внешности. Она уделила большое внимание своей косметике — аккуратно наложила тени на веки своих серых глаз, так что они стали походить на голубизну летнего озера с нависшей над ним дымкой; потом она расчесала свои длинные волосы и позволила им свободно ниспадать, так что их черный мягкий бархат прилегал к ее плечам сливочной белизны. Губная помада была почти не нужна, ее губы были все еще огненно-красными после горячих поцелуев Лайэна и даже продолжали гореть под пальцами, так что она только обвела их тонким слоем жемчужно-розовой помады.

Она надела платье — платье, которое Стелла недавно купила ей, но которого она еще никогда не носила — и посмотрела на свое отражение в зеркале в полный рост.

Ее фигура в сравнении с массивными предметами меблировки казалась бестелесной. Она выглядела так воздушно, как будто бы, подумала она, была призраком из былых времен — может быть, жены одного из прежних Ардьюлинов, дух которой вернулся в крепость, бывшую свидетелем таких сцен страсти, какие могут возникнуть только у этих людей, сроднившихся с орлами. Ее стройная, как у привидения, фигура постепенно сливалась с плотным мраком сумрачных теней комнаты, и ее мечтательные глаза уже не различали ее неясного отображения в зеркале, и она немного помешкала у двери, успокаивая свои непокорные мысли, перед тем, как пойти на зов гонга, сообщившего, что обед уже подан.

Лайэн ожидал ее у нижних ступенек лестницы; Лайэн, совершенно отличный от того, который был до этого одет нарочито небрежно. Сегодня вечером он превосходно соответствовал роли ирландского вождя. Он был непроизвольно надменен, и она внезапно осознала, что он — аристократ, человек, обладающий особой привилегией править, как по характеру, так и по рождению. Ее сердце забилось чаще, когда она медленно спускалась к нему по лестнице. Он серьезно следил за приближением ее стройной фигуры, его губы не изгибала язвительная улыбка, и радостный огонек, который так часто беспокоил ее своей нелогичностью, полностью исчез из его глаз. Когда она наконец подошла к нему, он пожал ей руку, и в полном молчании они изучали друг друга.

Он выглядел исключительно красиво в безупречно сшитом вечернем костюме, черный цвет которого оттенялся нетронутой белизной манжет льняной рубашки, скрепленных скромными алмазными запонками. Непослушные волосы были решительно приведены в порядок, и от манильской сигары, которую он предпочел сегодня своим обычным сигаретам, исходил тонкий аромат. Он бросил недокуренную сигару в жерло камина, сложенного из пористого камня, и проводил ее в тепло небольшой гостиной, где в ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского и огонь камина отражался радужными искрами от подноса с высокими хрустальными бокалами. С необычной серьезностью он сказал ей:

— Нам надо многое обсудить. Позже, когда кончится обед, мы поговорим здесь наедине, однако уже сейчас я хочу сказать тебе кое-что.

Когда он остановился, Джорджина вопросительно взглянула на него, так как по той или иной причине, но не могла найти сил говорить. Прикоснувшись руками к гладким округлым плечам, он ощутил тепло и бархатистость кожи и нежно привлек ее к себе.

— Ты очень красива, дорогая, знаешь это? Насколько красива я даже не мог себе представить еще несколько мгновений тому назад, когда ждал, пока ты спустишься по лестнице, окутанная серебряным облаком. Не заставляй меня ждать себя слишком долго, Джина, любовь моя, я чувствую, что вся моя жизнь уже была ожиданием!

Его руки касались ее плеча с трепетной лаской, а его глаза из-под приспущенных век говорили больше, чем слова, которые он нашептывал ей на ухо. Джорджина отметила про себя, что, несмотря на прикрытые веки, он полностью готов к тому беспорядку, который сам и сотворил, и она ощутила, что он заслуживает поощрения за тот мастерский способ, которым он придал оттенок искренности своим словам. Она жаждала разоблачить его прямо здесь и сейчас как развратного мошенника, убедить его страстными словами, что запланированная им атака никак, или почти никак не подействовала на ее чувства. Может быть, если она выскажет это, то сможет самой ядовитостью своих слов убедить также и себя саму! Ее раздражение на саму себя было настолько сильным, что ей пришлось бороться, чтобы скрыть его от Лайэна. Он был так близко, ожидая ее ответа, и она дала этот ответ, глядя прямо в его глаза и улыбаясь с наигранной нежностью. Этого было достаточно, когда он склонил голову, она призвала все свое мужество помочь ей побороть ту сумятицу мыслей, которую вызывали его поцелуи, но ее спас от этого испытания озорной голос Майкла, раздавшийся откуда-то сзади.

— Надеюсь, я не отвлеку вас от чего-то очень важного, но Кэт беспокоится за обед, не пора ли накрывать, и, поскольку у нее столько забот с обедом, я думаю, вам не стоит ссориться с ней, заставляя ждать понапрасну.

Лайэн бросил на него сердитый взгляд. Его руки упали, когда он повернулся к откровенно смеющемуся Майклу с наигранной свирепостью:

— Дьявол тебя побери, Руни, за твое появление не вовремя; какими бы ты превосходными качествами не обладал, такт не относится к их числу! Тем не менее, — он предложил Джорджине руку, чтобы проводить ее в столовую, где хлопотала встревоженная Кэт, — все же это, может быть, и к лучшему, потому что, кто знает, на сколько времени мы бы еще задержались, если бы ты нас не прервал нежданно. Однако предупреждаю тебя, Майкл, что сразу же после обеда я жду, что ты исчезнешь полностью. Мне с Джиной надо обсудить очень многое, прежде чем начнем готовиться к свадьбе, и твоя компания при этом будет совершенно излишней.

Его ухмылка лишила эти слова какой-либо оскорбительности, и ответная понимающая улыбка Майкла вызвала прилив крови к лицу Джорджины.

Во время обеда она пыталась поддерживать и бурное веселье Майкла, и язвительный сарказм Лайэна. Казалось, что они оба решили доставить ей удовольствие, но их методы только заставляли ее отдалиться и закрыться в плотную оболочку самообладания, внутри которой она чувствовала себя в безопасности от опустошающей канонады их очарования. Она решила не расслабляться, и все же по мере того, как обед шел своим чередом, она не раз чувствовала мимолетный прилив сожалений, что она не отважилась позволить себе полностью расслабиться в их воодушевленной компании.