ты, Глеб, днем с огнем не сыщешь. Не каждый с такой встречаться будет.

— С какой такой? — процедил и стиснул кулаки.

— Калекой.

Калека. Второй раз произносит это слово.

Женщина мне нравилась всё меньше и меньше. Сочувствие в ее голосе, может, и было настоящим, но словоохотливость раздражала. Несла какую-то чепуху и околесицу, ни капли не стесняясь.

— Ну. Без слуха-то Нина, а тяжело вам обоим, наверное. Любовь всё же зла, полюбишь и… — не договорила. — Родители твои как к этому относятся?

Медсестра никак не унималась, выпытывая у меня подробности, а вот мне будто под дых дали. Сердце заколотилось, и я посмотрел на Топоркову, желая, чтобы в этот момент она подняла на меня свои глаза.

Ну же, скажи мне, что это глупости, и ты просто вредная девчонка, не желающая говорить из принципа.

Но чуда не происходило, и она всё также продолжала смотреть в пол.

Прошлая Нина, которую я знал, никогда бы не позволила такие речи в свою сторону, так что реальность оказалась для меня куда страшнее, чем я мог себе представить.

Мысли хаосом закружились в голове, мешая сосредоточиться.

Эмоции и чувства смешались, заглушаемые разумом, а я никак не мог понять, что мне делать или говорить в этой ситуации.

Как поступить.

— Ну всё. Раны не сказать, чтобы серьезные, но лучше, если шрамов не останется, — наконец, заговорила по делу медсестра и выдала мне список мазей, которые нужно было растирать для лучшего заживления тканей.

Внутри продолжал царить сумбур, но в этот момент женщина щелкнула пальцами перед лицом Нины, и она вдруг стала поднимать взгляд вверх.

Глубоко задышал, контролируя свой гнев, усилившийся при виде такого пренебрежительного жеста медсестры.

Мне виделось в этом оскорбление, хотя Топоркова посмотрела на нее флегматичным взглядом и отреагировала так, будто жест, которым подзывали официантов, был ей привычен и удобно вписывался в картину ее нынешнего мира.

Принял спокойное выражение лица, как только Нина повернулась, глядя мне в лицо.

Ее взгляд будто вспорол мне внутренности наживую и раздробил мои кости на части, но внешне я остался спокойным, лишь прищурился и застыл столбом.

Отвлекся на слова медсестры, но ничего из ее речи не понимал, хотя даже вставлял реплики. Всё это время наблюдал за Ниной, и на ее возобновившиеся движения отреагировал моментально.

Ну уж нет, пешком она в таком состоянии не пойдет. Стиснул челюсти, игнорируя ее сопротивление в первые мгновения, а затем вынес из медпункта с облегчением и какой-то решимостью.

— Ты такая глупая, Нина, — вздохнул, глядя в ее восковое лицо, которое вдруг неожиданно покрылось красными пятнами.

Меня аж потом прошибло. Неужели она поняла мои слова? Или всё же не глухая, а просто притворяется?

Ведь если бы у нее, действительно, были проблемы со слухом, наверняка, мой отец бы это знал.

Это ведь не такой секрет, который можно утаить от целого мира.

Что ж, в этот раз игнором и побегом она от меня не отделается.

Уж на моей территории, в моей комнате, я не позволю ей больше что-либо скрывать от меня.

Глава 11

Каждый шаг Глеба казался мне сваей, которую методично вбивали в мое тело, причиняя почти физическую боль.

Расстояние до общежития катастрофически сокращалось, а я паниковала всё больше.

Ученики встречались редко, но я боялась, что нас увидят вместе те, кто меня знает в лицо, и неправильно поймут всю эту ситуацию.

Шок понемногу стал проходить, уступая место легкому раздражению, но мной вдруг снова овладела боль, которую до этого я, казалось, не ощущала так остро и пульсирующе.

Кожа на коленях горела, несмотря на обработку, а тело ломило, словно меня, действительно, били. Видимо, мои падения не прошли даром.

Сердце гулко колотилось, когда я перевела рассеянный взгляд на Глеба и вдруг заметила, что он внимательно наблюдал за мной, контролируя при этом дорогу.

— Ты такая глупая, Нина.

Его слова пронзили меня в самое сердце. Отшатнулась, продолжая держаться за мужские плечи, а сама еле терпела, чтобы не расплакаться.

Дыхание перехватило от чужого оскорбления, вот только выражение лица Глеба не было злым, а губы не кривились язвительно.

Может, он сказал это не с грубой интонацией, как я себе представила в голове?

В какой-то момент Демидов начал мрачнеть и хмуриться, и лежать на его руках стало всё больше неуютно. Мужские скулы напряглись, а мышцы натянулись, отчего выглядеть он стал грозно и пугающе.

Поежилась и дернулась, пытаясь уговорить его отпустить меня. Мы уже почти подошли к крыльцу общежития, и наша композиция выходила за рамки приличий.

— Перестань ерзать, Нина, — снова произнес Глеб, когда я глянула на него.

Качнула отрицательно головой и нахмурилась, сдвигая брови к переносице. Насупилась, раздражаясь на его самоуправство.

— Я задал тебе вопрос три раза, но ответила ты лишь сейчас.

В его голосе звучала задумчивость, и он, следуя моему примеру, перевел взгляд на мои губы. Затем улыбнулся, словно до него, наконец, дошло, и сам он весь как-то расслабился.

От женщины, которая проверяла наши пропуска, не укрылись ни мои раненые колени, ни бледный вид, так что комментировать то, что меня несут на руках, она не стала.

На пути к моей комнате мы, к счастью, никого не повстречали, но когда я было расслабилась, Глеб вдруг остановился и поставил меня на ноги.

Сначала мной овладел ступор, и эта секундная заминка сыграла решающую роль в том, что произошло дальше.

Демидов открыл ключом свою комнату, но в этот момент я отмерла и попыталась пойти к себе, вот только у него на этот счет были другие планы.

Я повернулась к нему спиной, сделала даже один шаг, а затем мужская рука обхватила меня за талию и резко подняла в воздух, словно я была пушинкой, а не пятидесятикилограммовой девчонкой.

Не успела опомниться, как оказалась внутри чужой комнаты, а дверь перед моим носом захлопнулась, отрезая нас от реальности.

— Больше не убежишь, Нина, даже и не думай, — двинулись его губы, а затем он шагнул вперед, казалось, давя своей комплекцией.

Сделала шаг назад, пытаясь увеличить между нами расстояние, но он шел следом, не позволяя отгородиться от него хотя бы этими несчастными метрами.

— А теперь поговорим, цыпленок. Обстоятельно и подробно.

Не знаю, какую он использовал интонацию, и какой смысл вкладывал в старое прозвище, которым дразнил меня в детстве, но я покраснела.

Неужели он до сих пор помнит ту историю, когда я без ведома родителей развела курятник на заднем дворе?

Сердце заныло, а память наполнилась