глупость, но сейчас он не мог найти ничего лучшего.

— Понимаю, что однофамилец, — снисходительно улыбнулся Матвеев. — Того бы сюда не послали!.. Будете командовать вторым отделением. Сейчас наша рота стоит во втором эшелоне. Как видите, мы учимся.

— Сколько бойцов в отделении, товарищ лейтенант?

— Восемь! Валуев! — крикнул лейтенант ординарцу и потянулся к столу за папиросами. — Проводи сержанта в землянку взвода!

Взводная землянка находилась недалеко, в лощине.

Ординарец провел Романцова по тропинке, непрерывно оглядываясь и чему-то усмехаясь.

Романцов недоуменно взглянул на него.

— Водку привез? — таинственно спросил Валуев у дверей.

— Денег нет, — сказал Романцов.

— То-то и оно-то… Ты в батальоне для выздоравливающих где был? На Поклонной?

— У Финляндского вокзала…

— Знаю. Там плохо кормят! Вот на Поклонной жизнь — малина…

Пнув ногой тонкую дверь, Валуев торжественно объявил:

— Второе отделение, смирно! Принимайте нового командира. Сержант Романцов! Прошу любить и жаловать!

Землянка третьего взвода была такая же, как все землянки, в каких жил Романцов.

Железная печка с длинной трубой, маленькие оконца, нары, прикрытые плащ-палатками, столик из консервных ящиков.

Бойцы сидели на нарах, курили и о чем-то разговаривали. При виде Романцова они сразу же, как по команде, замолчали.

Романцов поставил на земляной пол баул, снял шинель. Он чувствовал себя неуверенно.

— Здравствуйте, товарищи! — громко сказал он, подходя к нарам. — Ну, кто из второго отделения? Давайте познакомимся.

Восемь бойцов слезли с нар и остановились перед ним, с интересом рассматривая его лицо. Романцов вынул записную книжку.

— Молибога, — сказал пожилой усатый солдат. Толстые губы его были ехидно поджаты. — Иван Иванович Молибога. Из Рязани.

— Колхозник?

— Разумеется. Земляной червяк!

— Как это понять?

— Мужик — что червяк: всю жизнь в земле роется, — весело заявил Молибога.

Вторым в шеренге стоял юноша казах, с узким, покрытым нежным смуглым румянцем лицом. Взгляд у него был печальный.

— Баймагомбетов Тимур.

— Мы, товарищ сержант, ручные пулеметчики. Я командир, а Тимур — мой второй номер, — объяснил Молибога.

— Клочков Валентин! — громко сказал третий боец, высокий, сильный парень.

Узенькие, прищуренные глаза его насмешливо смотрели на Романцова. Он беспечно улыбался.

Романцов тоже улыбнулся. Он не знал, что ему делать дальше.

— Грузинов… Иванов… Олещук… Мурзилин… Слыщенко…

Он захлопнул книжку. Что должны сейчас делать по распорядку дня бойцы? Оказалось, что бойцы ждут обеда. Учебных занятий сегодня не было. Они строили конюшню для транспортной роты. Есть ли свежая газета? И газеты не было. Ему оставалось закурить.

И он вынул кисет, наблюдая, как Молибога, с длинными, почти до колен, руками, неизвестно для чего ходил из угла в угол, топал огромными валенками, кряхтел и отдувался.

Труднее всего было с Баймагомбетовым.

Даже Молибога через неделю смирился и перестал называть Романцова на «ты». А вначале он притворно охал:

— Так ведь я, парень, старше тебя! Мне сорок стукнуло!

Но Романцов был непреклонен. Однажды он так гаркнул на него, что Молибога лишь сердито плюнул и прошипел:

— Сатана! Чистый сатана!

И начал называть Романцова подчеркнуто вежливо: «товарищ сержант», При этом он глядел куда-то в сторону и ехидно кривил толстые губы…

На другой день после прихода во взвод Романцов увидел, что бойцы идут умываться в шинелях. Он возмутился и приказал всем своим бойцам снять не только шинели, но и гимнастерки.

— Здесь, товарищи, не детский дом! — сказал он упрямо.

Солдаты неохотно сняли одежду.

Это увидел лейтенант Матвеев, стоявший в дверях своей землянки.

— Кто приказал идти без гимнастерок?

— Сержант Романцов! — четко отрапортовал Романцов, поднося руку к шапке.

— Молодец! Объявляю тебе благодарность. Помкомвзвода, ко мне!

Старший сержант Голованов на цыпочках подбежал к лейтенанту.

После этого уже все бойцы взвода ходили умываться без гимнастерок.

Потом Романцов, которому лейтенант, к тяжелой обиде Голованова, поручил проводить физзарядку, заставил бойцов бегать по дороге.

Через три дня они уже делали гимнастические упражнения.

Молибога шумно негодовал и плевался.

— Откуда только пригнали эту сатану?! — кричал он, когда Романцова не было в землянке. — Навязался на нашу шею! Чемпион! Здесь не кадровая армия! Фр-ронт! Не желаю!

— Стильный паренек! — сказал Клочков со своей обычной дерзкой улыбочкой. — Фасон давит!

Помкомвзвода Голованов в таких случаях вынимал из кармана старую газету и прикидывался, что целиком поглощен чтением. Но и ему надоела эта воркотня. Он прошел кадровую службу. Чувство обиды на Романцова постепенно притупилось.

— Довольно! — рявкнул он и так стукнул кулаком по столу, что коптилка подскочила и потухла. — Если услышу еще одно слово о Романцове, наложу взыскание! — гневно пригрозил он. — Сержант Романцов прав абсолютно и безусловно. Окопные крысы!

— А он? — лукаво спросил Молибога, чиркая спичкой.

— Он участвовал в боях… Был ранен под Дубровкой.

— Все же ордена нет, — заметил Грузинов.

— И у меня нет, — решительно ответил на это Голованов, — а я два раза ранен и не хвалюсь!

Ему было нелегко произнести эти слова… Но в отделении Романцова был еще Тимур Баймагомбетов.

Тимур был похож на птицу, которая не успела улететь осенью на юг. Казалось, что ему все время холодно. Он как-то неуверенно оглядывался на снег и вздрагивал. Прекрасные глаза его были печальны.

Иногда ночью он вставал с нар и долго сидел у печки, кидая дрова в пламя. Романцов, делая вид, что спит, тревожно смотрел из-под опущенных ресниц на него и раздраженно думал: «Мимоза! У вас в Казахстане снега не бывает, что ли? Погибну я с тобою!»

Каждое утро ему приходилось ругаться с Баймагомбетовым. Тимур упорно отказывался идти к ручью.

— Начальник, — нараспев говорил он, — не пойду… Не хочу…

— Товарищ боец, — ровно, тихо, с трудом пересиливая раздражение, говорил Романцов, — я приказываю вам идти к ручью. Вы здоровый. Это притворство! Вы ни разу не простудились за зиму.

— Точно, — усмехнулся Клочков. Он всегда был чистенько одет, аккуратно заправлен. С ним Романцову было легко ладить. Приказы он выполнял быстро и расторопно.

Неожиданно, как это часто бывает в марте, ударил мороз.

Дневальный, надеясь на оттепель, запас с вечера мало дров. Бойцы проснулись в холодной землянке. Дверь и окна покрылись инеем.

Трудно было вставать и в одних нательных рубахах бежать в утреннем полумраке к ручью.

— Жили без физзарядки, — ворчал Молибога, лениво наматывая портянки, — даже товарищ лейтенант ничего не баял.

— Разговоры! — звонко прикрикнул Романцов, засучивая рукава рубашки.

Баймагомбетов продолжал лежать на нарах.

— Не пойду, начальник, не пойду! — плаксиво заныл он.

— Встать! — сказал Романцов.

Тимур робко, умоляюще посмотрел на него.

— Встать! — повторил Романцов, взяв Тимура за плечо. — Я приказываю встать!

Глаза Тимура наполнились слезами.

— Три наряда вне очереди! — сказал Романцов и быстро отошел, задыхаясь от волнения.

Заместитель командира батальона по политической части капитан Шостак шел