над которыми они властвовали до персидского завоевания, произошедшего всего 28 лет назад. Египет также восставал против Суз при Дарии I и Ксерксе I, без сопротивления впустив македонские войска и присвоив Александру титул «сына Аммона» в 332 г. до н. э.

Если ассимиляция не увенчалась успехом или она вообще не проводилась, как в Персии, завоёванные народы на протяжении столетий живут в атмосфере собственной культурно-религиозной самодостаточности, сохраняя память о великом прошлом и подспудно желая вновь обрести независимость и восстановить страну в прежних границах — подобно Польше, чьи патриоты мечтали в начале XIX и XX веков восстановить её в границах 1772 года. Недовольство нарастает из-за деспотических притязаний метрополии, пытающейся административными методами взнуздать непокорные меньшинства: центральные власти лишают колонии политической и культурной автономии, запрещают национальные языки в делопроизводстве и ограничивают — в образовании, агрессивно распространяют доминирующую в метрополии религию, унифицируют административно-территориальное деление, ограничивают производство и вывоз определённого вида колониальных товаров, размещают в городах и столице правительственные гарнизоны, которые вынуждены содержать местные жители. Недовольство колоний выливается в периодические восстания, которые влекут ещё большее ужесточение контроля Центра и урезание автономии, подготовляя условия для нового народного выступления. Тяжёлые взаимоотношения метрополии и регионов вращаются в порочном круге насильственной централизации и восстаний как реакции на неё. Однако сепаратистские стремления сдерживаются ощущением «твёрдой руки»

Центра, ещё способного покарать при любом проявлении крамолы. Но ситуацию зачастую меняет внешнее вмешательство — завоевателей, наиболее великие из которых привели к мгновенному распаду много вековых аграрных империй.

Кризис территориально интегрированной империи

Прогнило что-то в Датском королевстве…

У. Шекспир

Прекращение экспансии для азиатской империи всегда означает кризис: огромная армия, находящаяся на захваченных землях, по-прежнему нуждается в финансировании, но военных трофеев в прежних масштабах уже нет. Зато есть многочисленные непрекращающиеся локальные войны с горцами и кочевниками на окраинах империи, требующими значительных трат. Империя переходит к стратегической обороне, ведя исключительно оборонительные войны против совершающих набеги на границы государства варваров. Пережившая возрождение при Комнинах Византия вынуждена была сдерживать напор печенегов на севере и турок-сельджуков на востоке. Слабеющая держава пытается физически оградиться от варварской угрозы, строя на самых отдалённых рубежах — настолько отдалённых, насколько далеко продвинулась метрополия в своей экспансии, — укрепления и военные лагеря, которые требуют огромных ассигнований. В III в Китай, переживавший очередной династический цикл, связанный с падением династии Хань, и Римская империя, сотрясаемая «эпохой солдатских императоров», поместили варварский мир в клешни из римских лимитрофов и Великой Китайской стены. Для сохранения целостности полиэтнической державы правители повышают подати в «колониях» и вводят их в метрополии. Это закономерно приводит к коррозии налоговой базы и дальнейшему сокращению доходов. Именно в этот момент завершается деспотический транзит республиканских режимов: со времён Диоклетиана, первого императора Домината, когда налоги резко возрастают, превышая допустимый уровень, Римская империя превращается в типичную «восточную деспотию» — император обожествляется и укореняются подобострастный ритуал проскинезы.

Чрезмерный уровень налогов ослабляет и армию, которую невозможно не только содержать, но и пополнять рекрутами из-за повсеместного бегства земледельческого населения. Приход варваров переобложенные подданные встречали с явным чувством восторга и облегчения. Слабая армия усложняет контроль над налоговой бюрократией, которая всё чаще собирает налоги в свою пользу и всё чаще вступает в сговор с могущественными налогоплательщиками, не желающими платить столь значительные подати. Агроправители стремятся платить военным в прежнем объёме — Септимий Север напутствовал сыновьям «обогащать воинов, а на всех остальных не обращать внимания». Но доходы неумолимо сокращаются. Среди военных падает авторитет правительства, зато растёт недовольство малым жалованием. Этим пользуются честолюбивые генералы, добивающиеся расположения солдат успешными походами. Наибольшее влияние они приобретают в отдалённых регионах — пограничных с варварскими племенами, на которые можно совершать сулящие трофеи походы, но при этом мало контролируемых центральными властями. Например, «солдатский» император Каракалла был родом из Карфагена, Диоклетиан — из Далмации. Вскоре местные военачальники усиливаются настолько, что провозглашают себя правителями целых провинций, а затем становятся императорами при поддержке войск, как это было много раз в Римской империи в 235–284 гг. или в Индии, в которой во II в. до н. э. во время военного парада последнего императора из династии Маурьев сверг и убил военачальник Шунга, военный губернатор Лю Шань сверг танского императора Сюань-цзуна. Такая империя, сотрясаемая восстаниями и межэтническими коллизиями, становится легкой добычей для иностранных завоевателей — варварских племён и других аграрных государств.

Наиболее распространённый сценарий распада аграрной империи таков: в одной из отдалённых провинций происходит восстание, или деспот с основным войском направляется в очередной завоевательный поход на окраину империи[115]. Переобложенные подданные пользуются отсутствием армии и поднимают восстание, убивая сборщиков налогов, покидая стройки оросительных каналов и засечных черт, впуская в столицу иностранных завоевателей. У государства нет средств для осуществления своих базовых функций. Бюрократический аппарат перестаёт функционировать: чиновникам перестают платить жалование, государственная почта не работает из-за разбоя на дорогах, чиновников как обладателей значительных богатств часто убивают. Резко снижается продуктивность сельского хозяйства — оросительные каналы выходят из строя. Центральное правительство теряет связь с армией, по-прежнему участвующей в военной кампании, а находящиеся на территории юрисдикции правительства войска, состоящие по большей части из таких же крестьян и возглавляемые честолюбивыми полководцами, часто присоединяются к восставшим, как войска правительственных генералов во время «восстания красных повязок», или бездействуют. Настоящая администрация явно утратила легитимность и реальную власть — и, скорее всего, будет свергнута. Лучше избежать возможных проблем с новым режимом. Итогом становится обретение провинциями империи независимости и падение правительства, а иногда и завоевание метрополии[116].

Это вариант стремительной дезинтеграции полиэтнической державы, «смута». Особенно быстро распад империи происходит, когда ядром восстания становится территория «колонии». Именно в этом случае часто на месте прежней империи возникает новая, и метрополия сама становится «колонией». Парсуаш, слаборазвитый регион в составе Мидийской империи, восстаёт против метрополии, результатом чего становится завоевание Мидии и многих других царств Персией при Кире II. Восстание Вавилона, возглавленное ассирийским наместником Набопаласаром, завершило существование Ассирийской империи, на месте которой возникло могущественное Нововавилонское царство, также позже завоёванное Киром.

Подчас распад империи происходит постепенно, принимая форму растянутой на годы агонии. Империя постепенно утрачивает земли, выводя с их территории войска для защиты метрополии, всё более нуждающейся в ней. Всё большое значение в регионах приобретают местные военачальники, часто захватывающие власть и провозглашающие отделение от Центра, фискальные и демографические возможности которого сокращаются[117]. В столице происходит серия переворотов, к власти приходят пользующиеся доверием низкостатусных групп популисты и военные вожди, обещающие «навести порядок». Всё это происходит