– И еще виски, – виновато выдохнул он. На полу у кровати и правда валялась бутылка, из которой вытекла янтарная лужица. – Нет, она выпила не все, там было немного. Я тоже приложился. Потом пошел работать к себе в кабинет. А когда вернулся…

– Ее надо поднять и перетащить в ванную. Дальше я сама! – скомандовала Сара.

В ванной она влила в рот полуобморочной Зельды кувшин воды. Заставила ее вывернуть содержимое желудка. Облила ей голову холодной водой. И Зельда стала оживать. Она выпрямилась, пошатываясь. Брезгливо откинула с лица волосы – от них пахло рвотой. С недоумением уставилась на себя в зеркале: красная помада и тушь размазались по щекам.

– Что это? – спросила у отражения.

– Не волнуйся. Тебе нужно выпить растительного масла! – попыталась Сара довершить начатое воскрешение.

Но Зельда неожиданно дернулась, вырвалась из ее рук:

– Отстань! Что ты понимаешь!

И вдруг горячечно выпалила:

– Он предатель! Подлый предатель! Вот кто! Все мужчины – трусы! Лучше бы он разбился! Поняла? Лучше бы разбился! И убери свое масло, от него рожают евреев!

Тогда-то Сара и поймала впервые этот безумный, блестящий, затягивающий темный взгляд.

Но он сразу потух. Зельда пошатнулась, прикрыла глаза: из нее с этим криком будто вышел весь воздух, Сара еле успела подхватить ее в падении. И до самого утра ходила с Зельдой вверх-вниз по лестницам, не давая уснуть.

Это была тяжелая ночь.

Джеральд и Скотт суетились рядом, и Саре было мучительно видеть, как, не говоря прямо, Фиц делает вид, что все это дурацкое недоразумение, пьяная выходка, ошибка.

Хотя все четверо отлично знали, что у ошибки есть имя. Французский летчик Эдуард Жозан.

Игра вне правил

Сара вспомнила, как увидела их в первый раз: они сидели на пляже: загорелые, только что вышедшие из моря: капли воды переливались на их спортивных телах. Зельда так нежно склонила голову на могучее плечо Эдуарда, а он так крепко обнял ее за талию, что, казалось, воздух искрится от бешеного тока их крови, а вокруг этой пары разлито сияние.

Сара уже слышала разговоры о новом увлечении Зельды, но не придавала им значения. Здесь все в кого-то влюбляются. Но сейчас поняла: возможно, все зашло гораздо дальше обычного.

Эдуард был совсем не похож на Скотта: темноволосый, мускулистый, молчаливо-мужественный. Они познакомились в баре, где отдыхали после полетов французские летчики и куда забрели Зельда с Скоттом. Бармен представил им красавчика лейтенанта, и после довольно неуклюжей беседы – Жозан не очень хорошо говорил по-английски – Скотт сам пригласил его в гости. Эдуард, жадно глядя на зеленоглазую Зельду, с радостью согласился.

Так завязалась эта странная дружба. Скотт наконец получил возможность работать после обеда. А Зельда с Эдуардом – побыть вдвоем. После полудня они уходили на море купаться: оба были прекрасные пловцы. Потом весело обедали, вечером ездили танцевать; иногда Скотт отправлял их на танцульки вдвоем.

Будто не видел, как сверкают золотые глаза Жозана, когда он смотрит на вдруг расцветшую, повеселевшую, бесшабашную Зельду. А может, нарочно поддерживал это увлечение? По крайней мере, так утверждал Хэм, которому Скотт не без мазохистской сладости вывалил эту историю в первую же их совместную поездку.

– Он может писать только об одной героине – о Зельде. И ему надо, чтобы с ней все время что-то происходило. Кто-то точно сказал: Фицджеральд – новеллист, а Зельда – новинка. Вот он и провоцирует ее на все эти безумства. А она бешено ревнует его к славе и ко всякой прошмыгнувшей мимо юбке, – зло говорил Саре Хемингуэй.

Как бы то ни было, год назад все побережье шепталось, а Скотт делал вид, что ничего не происходит. И даже когда Жозан, рискуя жизнью, пролетел над их домом, чуть не задев крылом красную черепичную крышу, чтобы сбросить Зельде записочку с неба, ничуть не обеспокоился. Он считал: они с Зельдой спаяны друг с другом настолько прочно, что делает их неразделимыми, как сиамские близнецы.

Но он ошибся.

Зельда нарушила правила их кружка: не влюбляться всерьез. Все скользили в своих увлечениях, как водомерки над речной гладью. А она ухнула с головой.

В один из вечеров Зельда зашла в кабинет, где Фиц сидел перед початой бутылкой розового вина: роман опять не шел. И буднично сказала волнующим глубоким контральто:

– Я люблю Жозана. Мне нужен развод.

Это был удар такой силы, что Скотт даже не сразу его осознал. Ошалело спросил:

– Опять напилась? Шутишь?

Но Зельда не шутила. Несколько дней они непрерывно скандалили. Скотт кричал:

– Ты предала наше доверие! А как же Скотти?

Их дочери к тому времени исполнилось три года, и почти все время, пока родители занимались своей жизнью, она проводила с гувернанткой, так что аргумент не сработал.

Зельда стояла на своем.

Наконец Скотт сдался и сказал, что им нужно поговорить втроем. Пусть Жозан объяснится и подтвердит, что готов взять заботу о Зельде на себя.

Тут-то и выяснилось неожиданное. Мужественный летчик испугался семейных разборок. А может, он уже чутким летным ухом уловил в Зельде эту внутреннюю поломку, пугающую диковатую странность. Словом, встречаться с взрывоопасной парой Жозан не стал. Написал Зельде прощальное письмо. И улетел – перевелся в другую часть. Говорят, Зельда так горевала, что Скотт месяц не выпускал ее из дома. Потом вроде бы все улеглось. Он даже сказал Саре недавно:

– Все наладилось. Мы с Зельдой снова близки.

И вот – эта склянка со снотворным…

* * *

– Идите, выпейте что-нибудь, не мешайтесь под ногами! – наконец прогнала Сара растерянных Скотта и Джеральда, каждую минуту попеременно спрашивающих:

– Ну что? Как она?

А у Зельды при виде мужа каменело лицо и стыл взгляд.

Утром ей стало лучше, и Мэрфи уехали.

Больше они ни разу об этом не говорили – будто и не было никакой сумасшедшей ночи.

Но в отношениях Фицджеральдов что-то сломалось. А может, в самой Зельде. Сара слышала истории о ее странных взрывах истерического смеха за закрытой дверью ванной. О диких выходках даже для этой самой эпатажной пары побережья: недавно в матросском пабе Зельда вскочила на стол и принялась так истово танцевать, что задрала юбку до головы, показав всем трусы и голый живот. Несколько раз, когда за рулем был Фиц, они с Джеральдом замирали. На самом крутом вираже серпантина сидящая рядом с мужем Зельда, хитро прищурившись, хлопала его по колену:

– Не дашь мне прикурить сигарету? Ну же, я хочу сейчас!

Казалось, она и сама может вывернуть руль в