Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец вот он, искомый дом: дверь подъезда настежь, разумеется, нет ни домофона, ни консьержки. Он взбежал по лестнице. Квартира на втором этаже. И единственная мысль в башке: «Только бы она оказалась дома!» Звонок, шаги за дверью и – да, это она, Лариса, к которой он так стремился!
Она в очень скромном ситцевом халатике на голое тело – запахивает его у горла, смеется: «Ты? Вот не ждала!» А он протягивает букетик и говорит, задыхаясь от любви и желания: «Я попрощаться. Меня призвали, завтра ухожу на фронт».
Она бледнеет, а он тихонько спрашивает: «Ты одна?»
Девушка утвердительно кивает.
И тогда он, даже не сняв пальто, делает к ней шаг и заключает в объятия. Тело ее нежное, молодое, сильное. И тут, хоть Лариса и Варя совсем не похожи, он понимает, что это тело Вари.
И еще в мозг вдруг проникают откуда-то несколько мыслей, совершенно посторонних, абсолютно не относящихся к этому сну из времен военной Москвы 1962 года.
– Альфа-один, мы выдвинулись, находимся на рубеже, готовы к работе, как поняли меня?
– Я Альфа-два, понял вас хорошо, приближаемся к исходной. Ожидаемся через три минуты, как развернемся, я доложу.
– Понял тебя, Альфа-два, жду твоего доклада по готовности.
Варя
Данилов разбудил ее среди ночи.
– Вставай, быстро. Собирайся. Тревога.
– Что случилось? – спросила она, очнувшись.
– Пока не знаю. Но поверь, нам лучше уйти. Одевайся по-походному и бери самое необходимое.
Варвара не стала ни причитать, ни расспрашивать. Быстро натянула на голое тело камуфляж, надела кроссовки. Схватила паспорт. Данилов был уже готов, он оценил, как споро и без лишних слов она собралась.
Они выскочили из домика. Вокруг царила мгла – глаз выколи. Лагерь мирно спал. Часы показывали без пяти четыре утра. Мириады звезд сияли с хрустального, без малейших облачков, небосклона. Лениво стрекотали цикады. Казалось, мир и покой кругом.
Но тут со стороны моря донесся какой-то звук – вроде плеск, но не мирный накат волн на берег, а будто что-то или кто-то плюхается в воду. И с противоположной стороны, от грунтовой автодороги, раздался гул нескольких автомобильных моторов.
– Что происходит? – спросила Варя.
– Я не хотел бы оказаться дурным пророком, но мне кажется, нас окружают.
Варя безоговорочно ему поверила. Случая не было, чтобы Алеша в каких-то важных, судьбоносных предсказаниях ошибался.
Она не стала ахать-охать, только бросила ему: «Жди здесь!» – а сама кинулась к домику, где жил Зубцов. Данилов понял смысл ее благородного порыва. Он чувствовал, что времени крайне мало, однако не стал ее останавливать.
Варя ворвалась в домик отставника. Потеребила его за плечо:
– Подъем! Быстро!
Зубцов открыл глаза, разглядел в полутьме ее большое тело в камуфляже и пятно лица и расплылся:
– Варечка!
Она отмахнулась:
– Одевайтесь, живо, надо уходить!
Полковник в отставке, как и она сама пятью минутами ранее, не стал расспрашивать, что – чего – почему. Лишь проговорил, словно про себя, непонятное:
– Быстро они решили.
А потом, одеваясь, спросил:
– А Люба? Вы ее предупредили?
– Не до нее!
Вдвоем они выскочили из зубцовского домика, отставник устремился было к палатке, где спала его любовница – но тут и впрямь началось: вспыхнул ослепительный свет. Всю территорию мирного лагеря – домики, палатки, мангалы, машины и волейбольную площадку – осветили несколько мощнейших прожекторов. Один бил со стороны моря, еще пара – от автомобильной дороги. И раздался усиленный радиотрансляцией механический командирский голос: «Проверка паспортного режима! Все выходим из помещений с поднятыми руками!»
Данилов, Варя и Зубцов благополучно спрятались в тени домика. Варя видела: и со стороны моря, и от шлагбаума надвигаются одетые в черное люди в шлемах. Она бросила мужчинам:
– Уходим в лес, к горам. Не останавливаемся. Они, даже если заметят, стрелять не будут.
– А как же Люба? – вскинулся отставник.
– Ничего с ней не будет. Уходим.
Они побежали по траве в сторону горки, поросшей лесом. Окружавшие лагерь их не заметили. Во всяком случае, ни кричать, ни стрелять вслед не стали.
На высоте метров двадцати над мини-долиной, в которой находился лагерь, беглецы остановились. Лучи прожекторов сюда не добивали. Троица благополучно схоронилась во тьме. Зато все, что происходило внизу, на турбазе, им было видно как на ладони. Люди в черном – они были в масках, бронежилетах и с автоматами – для начала взяли под контроль периметр лагеря. Фигур восемь-десять оцепили всю территорию – никто не проскользнет. Варя поняла, что они чудом ушли за пару минут до того, как кольцо сомкнулось. Остальные спецназовцы (а по всем приметам действовал не иначе, как спецназ) стали методично обходить домики и палатки. Видимо, давали пару минут, чтобы собраться и взять документы. Затем ошарашенные туристы стали появляться близ собственных домиков. Их ставили лицом к стене, заставляли расставить ноги и довольно грубо шмонали. Варя видела, как вытащили из палатки Любу – она, единственная из немногих, возмущалась: «Что происходит? Что вы творите?» Выгнали из домика Свята с Леной. После унизительного шмона строили в цепочки человек по семь, руки каждого на плечах впереди идущего, и заставляли гуськом шагать в сторону автодороги. А там, как разглядела Варя, ждала пара автобусов с зарешеченными окнами, и бедных туристов заталкивали в них.
Через полчаса все было кончено. Обитателей базы погрузили в автобусы. Погасли освещавшие местность прожектора. Часть спецназовцев отправилась к морю. Там взревели моторы катера – теперь ему не обязательно было таиться. Те военные, что прибыли по дороге, заняли свои места в автобусах и двух джипах с прожекторами на крыше. Автобусы и армейские машины развернулись и потянулись по склону вверх – к перевалу, к цивилизации.
– Ушли, – выдохнул Данилов. На поляне в долине оставались лишь оставленные туристами машины и личные вещи. Он спросил, обращаясь к обоим спутникам: – Что происходит?
Ему никто не ответил.
Варя, в свою очередь, повернулась к Зубцову:
– Здесь, в лагере, творилось что-то криминальное?
– Что вы имеете в виду? – не понял он.
– Что угодно. Наркотики, оружие, контрабанда, порнография.
– Вы ведь сами видели, что нет.
– Я могла видеть не все.
– Нет, нет и нет! – уверенно ответил отставник.
– Тогда что означает эта облава?
– Кому-то очень не нравится наше объединение. И наша деятельность, – без тени сомнений произнес седовласый полковник.