и коммунизм в современной Франции» было важнейшим событием домарксистского социализма. Практика государственного вмешательства в экономику, а также трудовое законодательство и профсоюзное движение[26] также пришли в Германию с Запада. В Америке Фридрих Лист познакомился с теорией протекционизма Александра Гамильтона.

Либерализм приучил немецких интеллектуалов принимать западные политические идеи с благоговейным трепетом. Теперь, решили они, либерализм – это уже пройденный этап, старомодную либеральную ортодоксию вытеснило государственное вмешательство, которое неизбежно приведет к социализму. Тот, кто не хотел выглядеть отсталым, должен был стать социальным, т. е. либо интервенционистом, либо социалистом. Новые идеи расцвели лишь спустя какое-то время; потребовались годы, чтобы они стали достоянием более широких интеллектуальных кругов. «Национальная система политической экономии» Листа была опубликована в 1841 г., за несколько месяцев до книги Штейна. В 1847 г. Маркс и Энгельс выпустили «Манифест Коммунистической партии». С середины 1860-х годов престиж либерализма начал таять. Очень скоро в университетских лекциях по экономике, философии, истории и юриспруденции либерализм начали преподносить в окарикатуренном виде. Обществоведы старались перещеголять друг друга в экспрессивной критике британской системы свободы торговли и laissez faire, философы поносили «маклерскую» этику утилитаризма, поверхностность Просвещения и негативный характер понятия свободы, юристы демонстрировали парадоксы демократических и парламентских институтов, а историки – моральный и политический упадок Франции и Великобритании. В свою очередь, студентов приучали восторгаться «социальным королевством Гогенцоллернов» от Фридриха Вильгельма I, «благородного социалиста», до Вильгельма I, великого кайзера социального страхования и трудового законодательства. Социал-демократы открыто презирали западную «плутодемократию» и «псевдосвободу» и высмеивали доктрины «буржуазных экономистов».

На критически мыслящих людей занудный педантизм профессоров и хвастливая риторика социал-демократов не произвели никакого впечатления. Этатизм завоевал элиту с помощью других людей. Из Англии пришли идеи Карлейля, Рескина и фабианцев{39}, из Франции – идеи солидаризма{40}. К хору присоединились Церкви всех исповеданий. Романы и песенки пропагандировали новое учение о государстве. Популярности этатизма способствовали Шоу и Уэллс, Шпильхаген и Герхарт Гауптман, а также множество менее талантливых авторов.

2. Государство

По своей сущности государство является аппаратом сдерживания и принуждения. Характерная черта его деятельности в том, чтобы силой или угрозой применения силы принудить людей вести себя иначе, чем им хотелось бы.

Однако не всякий аппарат сдерживания и принуждения называется государством. Как правило государством называют только такой аппарат, который обладает достаточной мощью, чтобы собственными силами какое-то время поддерживать свое существование. Банда грабителей, которая ввиду относительной слабости своих сил не имеет перспектив достаточно долго противостоять силам другой организации, не может называться государством. Такую банду государство либо уничтожает, либо терпит. В первом случае банда не является государством, потому что ее независимость слишком кратковременна; во втором случае она не является государством, потому что опирается не на собственную силу. Банды погромщиков в императорской России не были государством, потому что могли убивать и грабить только благодаря потворству правительства.

Такое ограничение понятия государства прямо ведет к появлению концепций территории и суверенитета. Опора на свою собственную силу предполагает, что на земной поверхности есть место, где деятельность аппарата государства не ограничена вмешательством другой организации; это место и есть территория государства. Суверенитет (suprema potestas, верховная власть) означает, что организация стоит на собственных ногах. Государство без территории – бессодержательное понятие. Государство без суверенитета – противоречие в терминах.

Полная совокупность правил, в соответствии с которыми власти предержащие осуществляют сдерживание и принуждение, именуется правом. Однако характерной чертой государства являются не эти правила, а применение или угроза применения силы. Государство, руководители которого признают только одно правило: делать то, что им кажется соответствующим требованиям момента, – это государство без права. Не имеет никакого значения, являются ли эти тираны «великодушными». Термин право используется и во втором значении. Совокупность соглашений, заключенных – в явной или неявной форме – суверенными государствами между собой, регулирующих отношения между ними, называется международным правом. Однако для наличия государственного статуса организации не принципиально, чтобы другие государства признавали его посредством заключения таких соглашений. Существенны не формальности, а факт суверенитета в границах определенной территории.

Люди, контролирующие рычаги государственного механизма, могут брать на себя и другие функции, обязанности и виды деятельности. Правительство может владеть и управлять школами, железными дорогами, больницами и сиротскими приютами. Но для концепции государства такого рода деятельность имеет второстепенное значение. Какие бы иные функции оно на себя ни принимало, государство всегда характеризуется применением сдерживания и принуждения.

В силу особенностей природы человека государство – институт необходимый и незаменимый. Если государство организовано правильно, оно является фундаментом общества, сотрудничества между людьми и цивилизации. С точки зрения стремления человека к счастью и благополучию это самый благотворный и полезный инструмент. Но это всего лишь инструмент и средство, а не конечная цель. Государство – не Бог, а просто сдерживание и принуждение. Государство – это полицейская власть.

Пришлось задержаться на этих трюизмах, потому что этатистская мифология и метафизика окутали эти концепции мистикой. Государство – это человеческий институт, а не некое высшее существо. Тот, кто говорит «государство», подразумевает сдерживание и принуждение. Тот, кто говорит «нужен закон для регулирования этих вопросов», подразумевает, что вооруженные люди правительства должны заставить людей делать то, чего они делать не хотят, или не делать того, что им нравится. Тот, кто говорит «нужно обеспечить выполнение закона», подразумевает, что полиция должна принудить людей выполнять этот закон. Тот, кто говорит «государство – это Бог», обожествляет армию и тюрьмы. Обожествление государства – это обожествление силы. Самой большой опасностью для цивилизации является правление некомпетентных, коррумпированных или подлых людей. Из всех бед, испытанных человечеством, самые большие были причинены дурными правительствами. Государство может стать, как это часто бывало в истории, главным источником бед и несчастий.

Аппаратом сдерживания и принуждения всегда управляют простые смертные. Время от времени случается, что компетентностью и справедливостью правители превосходят своих современников и соотечественников. Но существует также очень много исторических свидетельств обратного. Тезис этатизма о том, что члены правительства и их помощники умнее, чем народ, и что они лучше, чем сам человек, знают, что будет для него благом, – чистый вздор. Фюреры и дуче – не Бог и не его наместники.

Существенно важные черты государства и правительства не зависят от конкретной структуры и конституции. Они присутствуют и в деспотических и в демократических государствах. В демократии также нет ничего божественного. Ниже мы будем говорить о благах, приносимых обществу демократическим правлением. Но сколь бы ни были велики его достоинства, никогда не следует забывать, что большинство не меньше королей и диктаторов подвержено ошибкам и эмоциям. То, что большинство считает какой-то