Он смачно харкнул за борт черной от табака слюной, выразив презрение морского волка к таким, как я, сухопутным крысам. И не играло роли, что я – оруженосец Короля, да и вообще причина всей этой экспедиции, он дал понять, что мы здесь не более чем гости корабля, на борту которого он провел, без сомнения, всю сознательную жизнь. И даже если «Невеста в трауре» ходила под французским флагом, здесь – обособленная территория с собственными правилами, где не было закона о комендантском часе: корабль требовал постоянного внимания со стороны экипажа, даже если он в бо́льшей степени состоял из простолюдинов. Но закон о невыезде применялся, хотя и по-другому: этот матрос и его товарищи – узники корабля.

– Я привыкну к качкам, бывало и хуже, – притворилась я.

В качестве доказательства своих слов я отошла от мачты, направляясь к баку[39], но пол угрожающе задвигался под ногами. Я покачнулась, потеряла равновесие и удачно опустилась прямо в руки Франсуазы. Моей сатанинской бонны… Старый моряк даже не догадывался, что попал в самое яблочко!

Неожиданно появилась Прюданс, закутанная в толстое манто из серой шерсти. Она передвигалась так же неуверенно, как и я. Страх вновь тугой спиралью скрутился в животе. Момент, которого я боялась вчера, вот-вот настанет, бретонка увидит меня при дневном свете и сразу все поймет.

– Дорогая кузина, – воскликнула она, ее светлые косы развевались на ветру. – Надеюсь, вам сегодня лучше?

– Намного, – я старалась улыбаться как можно естественнее.

– И правда, вы светитесь. Такая же красивая, как и в моих воспоминаниях.

Спазмы в животе немного утихли. Де Керадек не физиономист. Тем лучше! Девушка бросила опасливый взгляд на Франсуазу:

– Вижу, вы в компании вашей… э-э-э… преследовательницы?

– Еще ни одна из спутниц так удачно не называлась со времен сотворения мира, – усмехнулась я. – Мадемуазель дез Эскай действительно неотступно преследует меня.

– Вам повезло, вас все время сопровождают, – ответила Прюданс, не уловив сарказма. – Мне же вчера было так одиноко за ужином. Оруженосцы впечатлили, вампиры еще больше. А капитан Гиацинт… я его боюсь.

Девушка дрожала под жестким пальто такого же простого кроя, что и платье. Я догадалась, что не только от холода. Неужели капитан «Невесты в трауре» так же страшен во плоти, как и его репутация? На кого он, интересно, похож? Ну что ж, скоро увидим. А пока надо убедиться, что у Прюданс не возникло сомнений.

– Дорогая кузина, благодарю за то, что похвалили мой сияющий вид. Держу пари, вы заметили изменения, просто из вежливости не спрашиваете о них. Это от горя. Потеряв бедного отца, мои волосы побелели за ночь. А вот вы, напротив, свежи, как цветок. Бледный цветок… Вы немного бледны, дорогая… Все в порядке?

Я старалась нащупать малейшее сомнение, которое могло зародиться в девушке, но не обнаружила ни единого подозрения в ее больших тускло-голубых глазах, чья чистота контрастировала с огромными черными парусами, раздувающимися на морском бризе.

– Если вы находите меня бледной, то только потому, что я тоже приболела, – призналась она смущенно. – Желудок не смог переварить вчерашний ужин. Я… я думаю, у меня морская болезнь. И тоска по дому.

Внезапно я перестала бояться эту «родственницу», возникшую из ниоткуда. Вчера вечером я видела в ней Немезиду[40], явившуюся покарать меня за самозванство и ложь; сегодня утром передо мной стоял растерянный, безобидный ребенок.

– Тоска по дому пройдет, – уверила я ее, вживаясь в образ заботливой старшей кузины, описанной в личном журнале девушки. – Мне тоже, когда я приехала в Версаль, потребовалось время.

Робкая улыбка тронула губы Прюданс:

– Вы всегда были для меня примером, Диана. Еще маленькой я знала, что вас ждет грандиозное будущее. Посмотрите: сегодня вы на пороге герцогства под руку с покорителем морей. Вы – будущая правительница Двора Ураганов!

Наивность Прюданс смягчила меня против воли. Я будто слушала девочку, рассказывающую волшебную сказку и забывшую, что принцесса обещана кровожадному убийце. Я взяла ее руку в свою, нацепив маску «старшей кузины», которой старалась казаться в глазах девушки.

– Какого черта мы «выкаем» друг другу, кузина? Перейдем на «ты»!

Улыбка осветила лицо Прюданс, заставив танцевать озорные веснушки на щеках.

– О, ты согрела мое сердце, Диана! – воскликнула она. – Я боялась, что не узнаю тебя после стольких лет. Но ты совсем не изменилась.

Не изменилась? Определенно Прюданс, должно быть, в большей степени близорука, чем Франсуаза. Или, скорее всего, эмоции ослепляют ее. Что мне на руку.

– Только твои волосы стали действительно другими, – добавила она, рассматривая их. – Ты была блондинкой, как я. Но понимаю, страшная трагедия, что тебя постигла, изменила их.

Глаза Прюданс, поразительно похожие на глаза настоящей баронессы, увлажнились.

– Мне так стыдно, я жаловалась на тоску по родителям тебе, кто потерял своих при ужасных обстоятельствах.

– У тебя нет никаких причин ощущать стыд, Прюданс. И даже покинув дом, ты все равно мысленно связана с ним. Как только прибудем на острова, ты сможешь написать родителям и передать мои теплые чувства дядюшке Роберу и тетушке Анжелике в память о старых добрых временах.

Мы обнялись, обе испытав облегчение: Прюданс от того, что вновь обрела давно потерянную кузину, а я потому, что приручила эту незнакомку.

* * *

Первые дни в море я провела, привыкая к движению корабля. Присутствие неповоротливой Франсуазы принесло наконец пользу: каждый раз, когда я теряла равновесие, она подхватывала меня. Напичканная под одеждами железом, девушка при любых обстоятельствах устойчиво держалась на ногах, как на швартовых тумбах.

Я довольствовалась болтовней с Прюданс, избегая глубоких копаний в воспоминаниях, которых у меня, конечно, не было. Сыпала безделицами вроде сплетен Двора и последней дворцовой моды. После завтрака, обычно состоявшего из сухого печенья и творога, торопливо проглоченного в кубрике, я проводила немного времени с Поппи, наблюдая за неразговорчивыми матросами, иногда выкрикивающими экзотические для моего уха термины – шкафут[41], кабестан[42], фок, кливер[43]… стараясь их запомнить, потому что они очерчивали географию того мира, который вскоре станет моим: морского. Я начала носить распущенные волосы – при таком неистовом ветре невозможно было сохранить прическу. Высокий шиньон Поппи тоже слетел: непослушные локоны яростно хлопали девушку по плечам под лучами холодного солнца. Иногда я замечала фигуру Зашари, одиноко стоящую на юте – самой высокой точке судна на корме. Он упражнялся в фехтовании. Говорили, что оруженосец борется с невидимым врагом, и даже больше: с самим океаном. И никаких следов Рафаэля.

– Кажется, он успел взойти на борт в самый