Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня это в голове не укладывается, — вздохнула Елена. — В маньяка я могу поверить, потому что маньяки чокнутые. Они думают не так, как нормальные люди, у них свои ценности, свои понятия о дозволенном и недозволенном, и этика тоже своя. Но чтобы здоровый на голову медик, хоть врач, хоть медсестра, пытался свалить неугодного заведующего таким ужасным способом? Уму непостижимо! Мне все-таки кажется, Вова, что о мстителях можно не думать. Они бы скорее кляузы в департамент и министерство писали…
— Не скажи, — покачал головой Данилов. — Кляузы должны быть обоснованными, иначе выстрел получится холостым. А поток кляуз может вызвать парадоксальную реакцию — департамент перестанет обращать внимания на сигналы по данному адресу. И если даже кто-то напишет о реальном нарушении, то в ответ получит шаблонную бюрократическую отписку. Вспомни позапрошлогодний случай с двадцатой подстанцией…
Весной 2019 года столичный департамент здравоохранения стал получать ежедневно по нескольку жалоб на бригады с двадцатой подстанции. Разные люди, разными почерками и разными стилями писали о грубости, вымогательстве и нечутком отношении к пациентам. Имена и адреса в жалобах стояли реальные, точно так же реальными были фамилии сотрудников подстанции и даты, в которые эти сотрудники приезжали на вызов к жалобщикам. Только вот сотрудники в один голос отрицали факт конфликта на вызове, а жалобщики говорили, что никаких жалоб в департамент они не писали. Елена, в чье региональное объединение входила двадцатая подстанция, сказала Данилову, что на все спущенные сверху жалобы, касающиеся «двадцатки», она, не читая, отвечает, что факты не подтвердились. «А если среди сотни ложных жалоб будет одна настоящая?», спросил Данилов. «Если вопрос серьезный, то напишут повторно, — ответила Елена. — А повторные я читаю. Невозможно проверять по десять или больше жалоб в день». Спустя некоторое время на торте появилась вишенка — «группа ветеранов», так, во всяком случае, было подписано письмо, сообщила в департамент о том, что заведующая двадцатой подстанцией Курчак ездит по квартирам жалобщиков и требует, чтобы они отказались от своих претензий и на все вопросы отвечали бы, что никаких жалоб на «скорую» они не писали. Иначе потом не обижайтесь — мы всех жалобщиков помним, а с другой подстанции к вам не приедут. Так что делайте выводы.
Эта жалоба повлекла за собой департаментскую проверку. В течение недели проверяющие встречались с «жалобщиками», заверяли их в том, что никаких отрицательных последствий не будет, и просили рассказать правду — и приезжала ли с угрозами Курчак? Факты не подтвердились. На всякий случай сделали «рокировку» — заведующую поменяли местами с заведующей шестидесятой подстанцией, а старшего врача — с коллегой с сорок второй подстанции. После этого жалобы прекратились. Организатора этой кампании установить так и не удалось, но многие подозревали, что это старший врач старался таким образом убрать заведующую, чтобы занять ее место.
— Не знаю, не знаю… — Елена покачала головой. — Некоторые, конечно, уверены, что цель оправдывает средства…
— «Многие», а не «некоторые»! — перебил Данилов. — Меня лично не раз пытались подставить с использованием самых грязных средств. К тому же не стоит забывать о профессиональной деформации. Разве тебе не встречались медики, которые очень просто относятся к летальным исходам? Умер — и ладно, все мы когда-нибудь помрем. Ну а если смерть пациента перестает восприниматься в качестве чрезвычайного происшествия, то почему бы не помочь кому-то отправиться на тот свет во имя некоей личной и значительной цели? А остатки совести, если таковые присутствуют, можно успокаивать соображением «он все равно не жилец» или «избавляя его от страданий я делаю благое дело» … Так что мстителей нельзя сбрасывать со счетов. Если хочешь знать, то я в качестве мстителей рассматриваю не только старых сотрудников отделения, но и одну докторшу из новых.
— А новой сотруднице за что мстить заведующему? — удивилась Елена.
— Она дура, — поморщился Данилов. — Полная и окончательная, из категории «дубовое полено» … Однако — с претензиями. Уверена, что она работает хорошо, а заведующий и коллеги над ней измываются из вредности. Настрой у нее, надо сказать, довольно агрессивный. Гордится тем, что у нее пациенты умирают реже, чем у других. Но это закономерно, ведь ей ничего серьезного не доверяют.
— Обида — жуткое дело, — вставила Елена.
— Очень! — кивнул Данилов. — Помнится как-то раз один юный мальчик обиделся на царя-батюшку за то, что тот казнил его старшего брата, и заварил такую кашу, которую человечество по сей день расхлебать не может. Я могу допустить, что начальный рост летальности был следствием «переходного периода», но последующий всплеск могла вызвать и доктор Дебихина, которую некоторые коллеги зовут «Дебилкиной». Кстати, может придумаешь, под каким предлогом можно собирать о ней сведения у бывших коллег? В других случаях я ссылаюсь на то, что человека якобы хотят повысить, но эту мадам на заведование даже полностью спятивший главный врач не поставит. Совсем не тот кадр от слова «ничуть». Думал, может на романтический интерес намекнуть…
— Седина в бороду, бес в ребро? — усмехнулась Елена.
— Вроде того, но в это тоже трудно поверить, потому что она вылитая Старуха Шапокляк. А повод нужен убедительный и при том естественный, не вызывающий подозрений.
— Заведующий отделением — твой близкий друг, — после недолгого размышления сказала Елена. — Он суровый мужик, склонный к решительным действиям. Ему не нравится ваша Дебилкина и он собирается ее уволить. А ты, Вова, добрый и справедливый, это все прекрасно знают. Ты хочешь узнать — действительно ли она такая непрошибаемая дура, что от нее надо избавляться или же просто не привыкла еще к новому коллективу и новому начальству. Сильно волнуется, бедняжка, и потому часто ошибается… Если так, то ей нужно помочь адаптироваться. Годная легенда?
— На все сто пятьдесят процентов! — восхищенно ответил Данилов. — Убедительно, логично и в моем стиле. Я действительно добрый и справедливый, хотя часто бываю злым.
— Машке в школе задали сочинение на тему «На какого литературного героя похож мой родитель», — шепотом сказала Елена, покосившись на безмятежно спящую дочь. — Берешь на выбор мать или отца и пишешь. Она решила написать о тебе, только это секрет, потому что планируется сюрприз. Не знала только с кем тебя сравнить, так я дала ей прочесть крелинского «Хирурга» …
— Так это совсем взрослая книга! — тоже шепотом ответил Данилов. — Не дочитает…
— Дочитает, — заверила Елена. — Она упорная, вся в отца, а непонятное я всегда объясню. Мне всегда казалось, что ты похож на Мишкина,[19] Данилов. Но буквально две минуты назад я поняла, что никакой ты не Мишкин. Ты шебутной Одиссей, искатель приключений на свою попу.
— Давай оставим Мишкина, — попросил Данилов. — «Илиаду» с «Одиссеей» ребенок точно не осилит, от Гомера мухи на лету засыпают, и потом я не такой коварный, как Одиссей.
— Разве? — деланно удивилась Елена. — Да ты всю дорогу делился со мной своими коварными планами! А вспомни как коварно ты вынудил меня признаться тебе в любви… А что ты сделал в Севастополе? Сместил свою начальницу и занял ее место! Одиссей, вылитый Одиссей!