– Если бы я не проверил…

Да, меня бы не выпустили, но логика кончилась – она кончилась во мне вместе с желанием жить. Я хотела тогда уйти, когда мне, наконец, стало легко, невесомо, я мечтала об этом. Когда ощутила вместо боли свободу.

– Зачем ты меня сюда вернул? Я не хотела обратно… До сих пор не хочу… – Слезы неприязни катились вбок – по переносице, капали на ковер. – Вы разучили меня хотеть жить…

– Значит, я научу снова.

Он был несгибаем. Непреклонен, противен мне в этот момент. Все, через что я прошла, зря. Просто потому, что у Комиссионеров до сих пор не было точного способа проверки наличия Хвоста. А меня топтали, морили голодом, обливали ледяной водой, ломали мне кости, волю...

– Сволочи…

Если бы я только могла его пнуть, ударить, в конце концов… Но убитое тело мне больше не принадлежало, оно не работало, не в состоянии было даже поднять руку, а внутри котел из бессилия, огня и ярости.

– Я просила тебя об этом? Учить меня хотеть жить заново… Уходи… Убирайся!

– Спи, – тихое слово в ответ.

Гудение под чужими пальцами усилилось.

И будто выключили печь под котлом – убрали жар с шести на единицу, на ноль. Больше не кипит, нет сил, слипаются глаза.

Тишина внутри; чужая кисть на моем плече.

Спустя какое-то время.

В мое следующее пробуждение рядом никого не было.

Навалилось привычное одиночество, страх, апатия – гость все-таки ушел. И я впервые попыталась подняться, но сумела только перекатиться на живот, подтянуть ближе руки. А вот опереться на них не вышло, как не удалось и приподняться над полом хоть на сантиметр. Сил не было ни в мышцах, ни в голове, ни в душе. Чернота.

Плакала я, упершись лбом в пол, вновь познавая смысл слова «бессилие». Полнейшее, всепоглощающее. Кто я? Зачем я? Не могу сама ни в туалет, ни воды попить, ни дотянуться до еды. Хотелось кричать от отчаяния, но не выходило даже это, лишь жгучие слезы…

Он возник, как тень – тихие шаги, теплые руки. Аккуратно уложил снова на бок, лег рядом сам, осторожно вытер мокрую от слез кожу вокруг глаз подушечкой пальца, вернул свою «трансформаторную» руку мне на плечо; что-то в этом мире восстановилось.

Напротив лишь его глаза – их, несмотря на полумрак, я видела очень отчетливо. Живую радужку со встроенным в зрачок сканером.

Странные люди, странные тела, странные повадки…

Я больше его не гнала – лежащая на мне рука позволяла ощутить стабильность, а стабильность мне была очень нужна. И кто-то рядом. Хотя бы пока.

– Долго я… была…

«В лаборатории?»

Время раздробилось. Оно вообще раздробилось в моей жизни не на часы, а на периоды, и слились в оплавленную резину сутки.

– Долго, – короткий ответ, тихий. На этот раз голос Лиама не ударил по моим нервам, как в прошлый. – До выхода с СЕ тебе осталось трое суток. Семьдесят два часа.

Сколько-то я пыталась соображать, но мозг деформировался. Цифры и вычисления ни в каком виде более не давались ему, выводы путались, голова быстро уставала. Три дня, значит…

– Я успею тебя восстановить.

Этот непреклонный человек, лежащий рядом, видимо, знал, что делает; я нехотя смирилась с его присутствием.

– Я смогу… ходить?

– И ходить. И бегать. – Другой бы на этом месте улыбнулся, но не Лиам. Те же стальные глаза, похожие на дверь банковского сейфа.

– Хорошо… – Я почему-то мерзла, ощущала себя слабой, подавленной.

Долгое молчание – он больше меня не усыплял. Хранил тишину долго, после заговорил.

– Основная часть восстановительного процесса прошла в лаборатории. Здесь я завершаю формирование связей.

Каких связей? О чем именно он говорит? Я бы не поняла, даже если бы мне ответили.

Я забуду их всех через трое суток. По крайней мере, выкину из головы, утрамбую эту историю и ее персонажей в самый глубокий, самый темный чулан, начну жить, как получится. Но разве можно восстановить то, что разрушено, за трое суток…

Наверное, терзания эти проступили на моем лице, потому что Комиссионер пояснил:

– Твоя нервная система восстановится не сразу. Это займет три, может, шесть месяцев. Да, будут сбои, сохранится странная симптоматика, будет иногда двоить зрение. Не обращайся за помощью к человеческим врачам – бессмысленно.

Прозвучало, как предупреждение, хотя Лиам говорил очень ровно. Наверное, показалось.

Я смотрела в его глаза долго. Очень.

Пока не нырнула в сон – сама, без приказа «спи».

*****

– Почему… ты здесь?

«Со мной. Зачем ты делаешь это?»

Молчание.

– Тебя не потеряют на работе?

Тишина.

Теперь один за двоих разрешает сложные ситуации кареглазый? У Комиссионеров на СЕ бывают отгулы?

Серебро глаз мерцает в темноте; мягкий голос:

– Спи.

*****

(Supreme Devices – Castle of Glass)

Сколько он лежал так со мной?

Судя по тому, что мне стало легче – задвигались руки и ноги, – прошло не меньше суток. Глаза Лиама впервые закрыты; мой заряд батареи прибавил оборотов. За окном все та же темень.

Он не уходил все это время, он был рядом. И уже без дискомфорта ощущалась лежащая на плече рука, не чувствовалось гудения – наоборот, что-то мирное, успокаивающее.

Впервые с момента возвращения в каземат мой разум не чувствовал опустошенности и темноты; затеплилась едва осязаемая надежда на что-то хорошее. Жизнь налаживалась, и во многом благодаря тому, кто все это время не отходил от меня ни на шаг.

Покой, возвращающее чувствительность тело – пусть медленно, но поступательно и стабильно. Если бы не обстоятельства, мне бы показалось, что я лежу на потертом ковре рядом с возлюбленным, кем-то очень близким.

Он что-то почувствовал – Комиссионер, – потому что открылись глаза.

Полумрак, стук собственного сердца, привычное молчание.

– Почему, – спросила я наконец, – теперь я смотрю тебе в глаза, и мне не тяжело?

«Почему больше не гудит место под твоей рукой?»

– Ты адаптировалась к моей энергии.

«Экстренным методом, слишком резко и больно. Я этого не желал…»

Удивительно было продолжать слышать его сознанием.

– Она меня… больше не рвет?

«Твоя энергия?»

– Она тебя лечит.

Она действительно лечила – чем дольше находился рядом Лиам, тем отчетливее понималось, что с каждым часом его пребывания здесь мое самочувствие улучшалось. И зачем он это делает, спрашивать второй раз не имело смысла – не ответил в первый раз, не ответит во второй.