новую книгу для Марка. Спину ломит, глаза слезятся, голова идёт кругом, а меня волнует другое: важно не только завершить повесть, но и отдать её в подходящий момент.

Это как вброс соли при работе с акварелью. Самые большие и фактурные разводы получаются от крупнозернистой соли, но для необходимого эффекта нужно угадать момент вброса. Обычно этот момент наступает ближе к высыханию заливки, когда бумага уже не блестит от воды, но поверхность ещё влажная.

Так что пусть Майер хоть немного обо мне забудет, а я пока пообщаюсь с Уваровой.

Конечно, после того странного разговора совсем не хочется с ней общаться, но придётся.

В понедельник, в обед, я бегу в эко-маркет и покупаю коробочку полезных сладостей. Я читала в блоге Уваровой, что раньше у нее был лишний вес, и теперь она постоянно сидит на диете.

После возвращения в офис я жду, когда Бершауэр уедет, и лишь потом поднимаюсь наверх. Стучу в дверь и заглядываю в кабинет Влада. Альфия, в бежевом твидовом костюме с контрастной отделкой, сидит за столом и рассматривает какие-то макеты.

— Извините… можно?

— София? Что-то случилось? — она заметно удивлена.

— Нет-нет, всё хорошо. Я просто слышала, что вы едете в командировку. Хотела пожелать удачной поездки… и еще раз поблагодарить за шоколад. Вот.

Я подхожу к столу и кладу на него коробочку со сладостями, замечая, что Альфия и сегодня пахнет фиалками.

Стол Уваровой, как и декоративные панели на стенах, — оливкового цвета, а стены, диван, кресла и стеллаж — разных оттенков слоновой кости. Не очень практично, зато красиво — прямо картинка из модного журнала.

— Ой, Сонюшка, спасибо огромное! Так приятно! — Аля взмахивает руками и ласково мне улыбается. — Ты не поверишь, но я как раз сижу и мечтаю о вкусняшках. Люблю сладости до безумия. Кстати, а как ты узнала, что я ем только полезные сладости?

— Прочла в вашем блоге.

— Ах, точно! — Альфия смеется так, словно забыла, что рассказывает о своей жизни десяткам тысяч подписчиков. — А ты любишь такое? — она быстро распечатывает коробку, берет двумя пальцами конфету, с придыханием отправляет её в рот, а потом облизывает пальцы, размазывая по ним нежно-розовую помаду.

Как же так? Даже руки не помыла.

— Ммм… вкуснятина! Угощайся, София!

— Нет, спасибо.

— Ну и зря, — Альфия достаёт из коробки вторую конфету. — Точно не будешь?

София, действуй уже! Ведь это — твой единственный шанс.

— Нет, но я… извините… хотела у вас спросить…

Как же хочется убежать! Раньше я никогда так не поступала. Если что-то и дарила, то всегда от души, а не с целью что-то выведать. И сейчас я себя ненавижу, но другого выхода нет.

— Угу, конечно, спрашивай, — кажется, что Уварова полностью поглощена конфетами.

— Богдан… Савицкий. Вы, случайно, не знаете, когда он в следующий раз сюда приедет?

Альфия на секунду замирает, даже перестаёт жевать, а потом пристально смотрит на меня и снова улыбается — правда, уже иначе — как-то хитро.

Я чувствую, что лицо начинает гореть.

— Случайно знаю. Сказал — ровно через две недели.

— А-а-а… спасибо.

— Да не за что! Как, кстати, твоё здоровье? Всё нормально?

— Да, хорошо. Я…. э-э… наверное, пойду. До свидания.

— Заходи почаще, не стесняйся.

Я киваю, выхожу в коридор и медленно спускаюсь по лестнице. Состояние ужасное. Еще и кажется, что все на меня смотрят.

Но ничего, зато я узнала главное. Десять дней.

У меня всего десять дней, чтобы дописать повесть и отдать её Марку.

— Эй! София!

К сожалению, спокойно вернуться на рабочее место не получается: не успеваю спуститься вниз, как меня окликают. Поворачиваюсь и вижу «кукольную» блондинку, с которой не так давно сталкивалась в холле.

И как это понимать?

— Ты ведь София? — блондинка приветливо улыбается.

Сегодня на ней белоснежные брюки и черная блузка. Волосы собраны в хвост, в ушах — серьги-пусеты в форме розочек. И пахнет она розами, но не свежими, а как будто гниющими. Кукольное лицо и запах гниющих лепестков роз — что может быть ужаснее? Однако я выдавливаю ответную улыбку.

— Да.

— А я — Милана. Тоже теперь тут работаю, в редакции Борисовой.

— А-а-а… Хорошо. Поздравляю.

— Представляешь, моя фамилия — Ромашова. А твоя, я узнала, — Романова. Всего в одну букву разница! Правда, замечательно?

Ничего замечательного я в этом не вижу. И не понимаю, что этой блондинке от меня нужно, но продолжаю улыбаться как идиотка.

— Думаю, мы с тобой подружимся!

К сожалению, с предложением дружбы Милана опоздала — лет на десять-пятнадцать. Почему-то девочки никогда не хотели со мной дружить, и я очень от этого страдала. До тех пор, пока не привыкла быть сама по себе.

— Кстати, можем прямо сегодня куда-нибудь сходить после работы. Я узнала, что недалеко есть отличная кофейня. Хочешь, угощу тебя ванильным латте с круассаном? Заодно и поболтаем.

Я не люблю пустых разговоров, они меня утомляют, наводят скуку. И это не изысканная скука, как в дворянских салонах позапрошлого века, а скука мутная — всё равно как смотреть на солнце через лужу.

А еще я не люблю латте. И никогда не ем в общественных местах. Три веские причины, чтобы отказать Милане. Но есть и четвертая, которую я даже самой себе объяснить не могу: рядом с этой девушкой мне почему-то не по себе, и это не обычный страх общения с незнакомыми людьми, а что-то более пугающее.

Как и в нашу первую встречу, между лопаток пробегает неприятный холодок.

— Извини, сегодня я занята.

— А завтра? Или, может, на выходных?

— Вряд ли. Пока нет Лизы, моей начальницы, очень много работы. Я даже дома работаю, а потом уже сил ни на что не остаётся.

— Ну да. Силы, конечно, надо беречь, — мне вдруг кажется, что на секунду во взгляде Миланы мелькает злость. — Береги себя, София. Как-нибудь потом поболтаем.

Я киваю и выдыхаю с облегчением, когда она уходит. Затем возвращаюсь на своё место и включаю компьютер.

У меня слишком мало времени. Сейчас надо выбросить из головы все глупости. Прислушаться к себе и сосредоточиться на том, что действительно важно.

…Вторник. Вечер. Завершаю финальную главу.

Девять дней я провела почти без отдыха и сна, питаясь только яичницей и тостами. Чтобы не свалиться от усталости, приходилось пить много кофе и часто умываться ледяной водой.

От дикого напряжения и усталости перед глазами всё плывет. Лицо стало измученным и бледным, я пугаюсь даже своего отражения в мониторе.

Но есть и хорошее: в этом состоянии многие страхи притупились. Сейчас мне кажется, что