Если не везет, то до конца! Я неудачно спрыгнул на песок и громко чертыхнулся. Пятка угодила на какой-то острый предмет, напоминающий консервную банку. Прыгая на одной ноге, я материл всех на свете, кто превратил пляжи в мусорные свалки, потом сел на песок, отыскал кроссовки и наткнулся рукой на тот предмет, который едва намеревался сделать меня калекой.

Это была крышка от легочника.

Никакой ценности в качестве вещдока эта штука не имела, но я интуитивно почувствовал, что оба акваланга спрятаны где-то рядом, потому как никакой уважающий себя вор не унес бы акваланги без этой маленькой, но незаменимой детали.

Я обошел лодку, заглянул под днище, потом встал на корточки и нащупал глубокие параллельные следы, напоминающие борозды, какие оставляет плуг. Это были следы от баллонов, которые волоком оттащили к воде. Пришлось раздеться и залезть в воду, хотя ночное купание не входило в мои планы.

Акваланги лежали на небольшой глубине, один на другом, придавленные сверху булыжником, и я без труда вытащил их на берег. Все правильно, акваланги – это улика, и преступник постарался от них избавиться. Незаметно для отдыхающих их можно было только утопить, что он и сделал.

Я на ощупь проверил легочники. Мембраны были вырваны, и на крепежной шайбе висели лишь куцые лоскутки резины. Прекрасно, отлично! – сказал бы сейчас профессор Курахов, и мне невольно захотелось сказать то же и тем же едким тоном.

Во мне неудержимо пробуждался азарт. Игра увлекала все больше, и я уже не мог оторваться от нее. Чем больше я делал ставок и больше проигрывал, тем сильнее хотелось схватить за ухо соперников. Настроение росло, как атмосферное давление после летней грозы. Конечно же, конечно же! – думал я, быстро двигаясь сквозь хмельной и сытый людской поток по набережной в сторону спасательной станции. Сорванные мембраны ставят последнюю точку, так как исчезает доказательство преднамеренного злого умысла.

Это грубая работа моих несчастных должников, с полной уверенностью подумал я. Это они подрезали мембраны в двух аквалангах, и когда мы вчетвером прыгнули в воду, быстро скрылись, не дожидаясь, когда мы начнем захлебываться. Они отплыли далеко от того места, где была моторка, вышли на берег, спрятали акваланги и побежали в гостиницу, где в это время на этажах обычно никого не бывает. Они сымитировали ограбление гостиницы, перевернув все вверх дном в номере профессора и "обчистив" свою комнату. Со своими вещами они направились на набережную – все было рассчитано верно, к этому времени мы с Мариной уже причалили к берегу – выволокли и утопили наши акваланги, предварительно вырвав мембраны. Нет пострадавших, нет вещественных доказательств, а значит, нет и состава преступления. А что касается "ограбленного" номера молодоженов, то по этому факту никто скандала не поднимает. С профессором конфликт, вроде бы, улажен. Тогда, черт подери, в чем весь сыр-бор?!

Я в нерешительности остановился у металлической сварной лестницы, которая вела к гаражам, мастерской и медпункту спасательной станции. Вернуться домой и объявить всем о проделках двух молодых аферистов, у которых не хватило благородства вернуть долги и распрощаться со мной по-человечески? Или же… Или же проверить свои выводы в последний раз, чтобы уже никогда не возвращаться к этой теме?

Я положился на судьбу, и спустился вниз. Если кто-либо из моих знакомых сейчас дежурит на станции, то я доведу дело до конца. Если нет никого – с чистой совестью вернусь домой.

Двери мастерской были открыты, внутри горел свет. Гриша Снегирев, с черными по локоть руками, ковырялся в разобранном наполовину лодочном моторе.

– Заходи! – кивнул он мне, прилаживая к оси шестеренку. – Будь добр, возьми отвертку и придержи этот штуцер.

Я помогал ему собирать мотор еще полчаса, авансом отрабатывая свою просьбу. Гриша понял, что я пришел не просто так и, закончив работу, спросил:

– Ну? Какие проблемы?

– Мне нужен акваланг и подводный фонарь, – ответил я.

– На крабов собрался?

– Точно! На крабов, – подтвердил я.

– Нет проблем.

Через несколько минут с аквалангом за плечами, маской, ластами и подводным фонарем в холщевой сумке, я быстро шел по кипарисовой аллее к шоссе, распугивая и веселя своим гуманоидным видом праздную публику. "Дай подышать!", "Ныряй к нам!", "У тебя случайно не пиво закачано в баллоны?" и прочее остроумие летело мне вслед, но я не обращал на реплики внимания. Я шел как студент на последний экзамен, вслед за которым наступит долгожданная свобода, как боксер на последний раунд, победа в котором была уже предопределена.

Остановить попутку в сторону заповедника в столь поздний час было маловероятно, но мне повезло. Изрядно потрепанная японская "сузуки" с правосторонним рулем, набитая орущими пьяными людьми, обогнала меня и остановилась впереди, преградив дорогу.

– Водолаз!! – истошно кричали девчонки и махали руками из раскрытых окон. – Поехали с нами!!

Не знаю, как я уместился на сидении, расположенном слева от водителя – там уже сидела одна чрезвычайно эмансипированная девица, но, тем не менее, машина вместе со мной сорвалась с места и с ужасным ревом помчалась по ночному шоссе, освещая дорогу одной фарой. С заднего сидения мне тотчас передали ополовиненную бутылку шампанского. Чтобы быстрее отстали, я попытался сделать глоток, но не смог запрокинуть голову – сзади мешал кран редуктора – и шампанское пеной вылилось мне на грудь.

– Хватит курить! – прикрикнул кто-то с заднего сидения. – Дышать нечем! Водолаз, можно глотнуть чуток кислорода?

Я почувствовал, как кто-то пытается открутить кран подачи воздуха.

– Вы не беспокойтесь, – сказала мне девица, которая сидела между мной и водителем. – Влад только три бутылки портвейна выпил. Правда, Влад?

Водитель отрицательно покачал головой. Косичка, стягивающая на затылке его длинные волосы, кистью прошлась по потрепанному подголовнику.

– Это было за ужином, – уточнил он, одной рукой прижимая к уху сотовый телефон, а другой вращая руль. – А перед выездом я еще две выпил… Алло! – крикнул он уже в телефон. – Витек! Мы все купили и уже едем…

Я охотно ему поверил, стоически глядя на то, как он вписывается в крутые повороты, сметая колесами гравий в пропасть. Тот, кто хотел кислорода, все не мог успокоиться и продолжал дергать за кран редуктора.