меня знать не хотела. А ведь после того, как по настоянию папаши Даны нас с ней отсадили друг от друга, меня посадили к Владе — так наша троица и подружилась. К слову говоря, с этой звездой мы просидели вместе целый год, и таких приколов тогда не было. Определенно, некоторым людям взросление не идет на пользу.

Поджав губы, Влада отвернулась от меня и снова зарылась в свой смартфон, а я вдруг вспомнил, что Даша просила позвать ее спеть на дне рождения. Однако момент для просьб был явно не подходящим.

— Ангелина Алексеевна, — снова раздался дерзкий девичий голос от окна, — а вы видеооткрыточку от Мишеля видели?

— А что, там что-то интересное? — с легким безразличием бросила моя классная, не выныривая из своего смартфона.

— Ну, будь он с нами, — ухмыльнулась Валентина, — уже бы тут сидел. Причем неделю… А это ведь вы, Ангелина Алексеевна, виноваты, что он в Англию свалил…

Геля медленно подняла на нее глаза.

— Слишком много с ним занимались английским, — ухмыльнулась бунтарка. — Вот он сейчас там этой фигней и страдает.

— Так, дети, — поправив очки на носу, наша дежурная строго оглядела кабинет, — вам бы тоже не помешало поучиться. А я к концу урока вернусь и проверю. Сидите тихо и будьте молодцами…

С этими словами она поднялась из-за стола и вышла из кабинета, как бы показывая, что до конца урока вообще не собирается ничего контролировать. Как-то слишком быстро Геля закончила этот разговор, или мне показалось? Видимо, не любила обсуждать, как много занималась английским с некоторыми из своих учеников. Хотя ее можно понять: все-таки она здесь не учится, а работает — что само по себе уже тянуло на наказание.

Только дверь за учительницей захлопнулась, как Влада мгновенно вскочила с места, подхватила сумку и, не одарив меня на прощание даже взглядом, утопала в другой конец класса. Однако не успел я насладиться одиночеством, как от окна раздались шаги, и на освободившееся место рядом со мной плюхнулась не кто иная, как Валентина — собственной персоной.

— Воу-воу, — вальяжно протянула она, чуть ли не в упор осматривая меня, — симпатичная мордашка и вид хорошего мальчика… И насколько я помню, точнее, я тебя не помню, ты впервые на наказании…

Ну прям в хату зашел. Во всяком случае самый растатуированный человек этого кабинета сразу же подошел ко мне. И что мне сказать? Что я вообще-то у вас тут не собираюсь долго чалиться?

— А ты в курсе, — плохая девочка не сводила с меня цепких глаз, — что за этой партой сидеть нельзя? Бесплатно, — добавила она и сделала выразительную паузу.

— И что же мне заплатить?

— Ну ты вполне можешь расплатиться и натурой, — хмыкнула она. — Здесь обычно не бывает хороших мальчиков, но раз уж один оказался, то глупо им не воспользоваться…

Так, и куда ж меня занесло? Я будто смотрел передачу «Пацанки» только в реальной жизни. Хотя… Мой взгляд сам собой скользнул по ее школьной блузке, под которой выделялся сочный бордовый лифчик — то ли как провокация, то ли как намек, то ли как приглашение всем желающим визуально оценить размер и форму ее прелестей. Весьма достойных, кстати говоря.

— И вид такой романтичный, — выдала моя новая соседка, явно не в такт моим мыслям. — Ничем другим я это объяснить не могу…

— Что именно? — я поднял глаза повыше, чтобы не портить впечатление о романтиках.

— Марианку, что же еще? — снова ухмыльнулась она. — Эта кукла вообще-то не трахается со школьниками. И даже не обнимается. А к тебе на Хэллоуине аж с распростертыми объятиями полезла. Чем же ты так ее сразил?

Ээ… знанием английского, пока переводил ее «фри хаг»?

— В общем, нам именно такой романтик как раз и нужен, — подытожила Валентина. — Девчонки, идите сюда! — крикнула она своих подружек.

У окна тут же скрипнули стулья, и нарочито развязной походкой к моей парте подошли еще две потенциальные участницы ток-шоу про неисправимых девочек.

— Что, хочется поцеловать? — спросила их предводительница, указывая пальчиком на меня.

Блин, у нее даже на указательном пальце была татуировка — мелко набитое сбоку «fuck U». Все-таки английский в Восточной Старшей считался важным предметом.

— Ну, в принципе, можно, — отозвалась одна из ее подружек, беззастенчиво ощупывая меня глазами.

— Да, вполне ничего, — согласилась другая, нахально оглаживая меня взглядом.

— Валь, да отстань ты от пацана! — вдруг раздался мужской голос с соседнего ряда, причем, судя по тону, не столько переживая за мою участь, сколько досадуя, что эта критическая концентрация плохих девочек досталась не ему.

— Да не завидуй! — бросила ему бунтарка. — Он же не виноват, что ты фейсом не вышел… — и снова сосредоточилась на мне: — Ну что, романтик, снимешься с нами в одном видосике для Тиктока?

— И о чем видосик?

— Ну уж точно не такое дерьмо, как у некоторых эмигрантов! — хохотнула она, скосив глаза на выцарапанное имя на парте. — Я буду петь, она рядышком танцевать, а она снимать, — «fuck U» деловито указало на подружек. — Мы тебя немного потискаем, зацелуем чуток. Ну так, для песенки… Ты ж не против?

Что, прям так сразу и зацелуют? Сказать им, что я согласен, или меня сочтут легкодоступным?

— О, да! Отлично, — довольно произнесла Валентина, вскакивая с места. — Сохрани это выражение для камеры!

Что, сейчас? Я и слова сказать не успел — да вообще никто в целом кабинете не успел, — как она подхватила свой смартфон, громко врубила музыку и, пританцовывая, стала зачитывать рэпчик:

— Я хочу, но этот паренек… весь такой невинный, ему невдомек…

Песенка, под которую девчонки начали выделываться, была популярной — в приличном обществе такую, конечно, не поставят и на дне рождения Катерины не исполнят, но в интернете она хит. Если коротко, плохая девочка пытается залезть в трусы к хорошему мальчику, а он тупит, не догоняя, что ей надо. В общем, пока одна снимала, две другие плохие девочки вертели попками вокруг одного хорошего меня. Трепали за плечи, ерошили волосы, а я сидел и обалдевал, не понимая, как вписался в это сомнительное творчество.

— Эй, братва, — призывно