Баранов вышел в свой кабинет и запер дверь комнаты снаружи.

Смыслов обошел стол, уселся и пододвинул к себе папку. Мысли его лихорадочно метались. Пятое марта… Пятое марта… В этой дате для его сознания звучало что-то отдаленно знакомое, но он не мог вспомнить, что именно. Может быть, что-то из школьного курса истории?

* * *

Генерал дал молодому офицеру сорок пять минут. Папка была небольшой, но Баранов помнил, что, впервые получив разрешение ознакомиться с ее содержанием, он сам дважды перечитал документы, холодея и не веря собственным глазам.

Когда время вышло, Баранов снова встал из-за стола и отпер комнату для совещаний. Майор Смыслов сидел за столом, закрытая папка лежала перед ним. Несмотря на загар, лицо офицера было белым, как полотно, и он даже не поднял глаз на генерала. Его губы безостановочно шептали:

– Боже мой… Боже мой…

– Со мной творилось почти то же самое, когда я прочитал эти бумаги, Григорий Андреевич, – мягко проговорил Баранов. – Еще недавно содержание этой папки было известно лишь трем десяткам людей во всей России. Мы с вами – тридцать первый и тридцать второй.

Закрыв и заперев дверь секретной комнаты, генерал сел на стул напротив Смыслова. Молодой мужчина поднял на него взгляд. Он явно пытался совладать с собой.

– Каковы будут приказы, генерал? – спросил он. – Подлинные приказы?

– Во-первых, майор, я теперь могу сказать вам, что резервуар со спорами сибирской язвы до сих пор находится на борту самолета. Он не был катапультирован, и для нас это совершенно очевидно. Однако в первую очередь нас заботит вовсе не это, а… Правильно, «Событие пятого марта»!

Брови Смыслова полезли вверх.

– Не понимаю, товарищ генерал, каким образом?

– Примкнув к американской исследовательской группе, вы явитесь нашим главным человеком на острове Среда, – продолжал Баранов. – Вы станете нашими глазами и ушами, в своей оценке складывающейся там ситуации мы будем полностью полагаться на вас. Но действовать вы будете не один. Атомная подводная лодка переправит на остров взвод военно-морского спецназа, подготовленного для действий в условиях Арктики. Они окажутся на острове раньше вас, займут скрытную позицию, затаятся и будут ждать вашего сигнала. Для связи с ними вам будут выданы специальные средства.

– Какой же… сигнал я должен им дать, генерал?

– Относительно «События пятого марта», майор. Командиру «Миши-124» был дан приказ уничтожить все связанные с «событием» свидетельства. Правда, ему приказали уничтожить и сам самолет с боезапасом сибирской язвы. Ясно, что последний приказ выполнен не был, и сейчас необходимо выяснить, был ли выполнен первый. Поскольку связь с самолетом была потеряна, в то время узнать об этом нам не удалось.

– Значит, экипаж «Миши-124» даже не пытались вытащить оттуда? – тихо спросил Смыслов.

– В этом не было смысла и особой необходимости, – с мрачной прямотой ответил Баранов. – Мы всей душой надеемся на то, что они успели уничтожить все улики, связанные с «Событием пятого марта», раньше, чем… – Генерал сделал многозначительную паузу, а затем продолжал: – Если это так или если вы самостоятельно сможете выполнить эту задачу, ваша совместная работа с американцами может спокойно продолжаться в соответствии с первоначальным планом.

– А если улики не уничтожены или не могут быть уничтожены? Что, если подполковник Смит и его люди доберутся до них первыми? Что тогда, товарищ генерал?

– Если американцам удастся хоть что-нибудь узнать о «Событии пятого марта», они не должны уйти с острова живыми. Этим займетесь вы и взвод спецназа.

Смыслов резко вскочил со стула.

– Вы, должно быть, шутите, товарищ генерал!

– О «Событии пятого марта» наружу не должно просочиться ни слова, ни полслова, майор! Ни при каких обстоятельствах!

Смыслов замялся, подбирая слова.

– Товарищ генерал, но… почему спецназ нельзя направить на остров прямо сейчас? Пусть они, гм, разберутся с этими уликами до того, как туда прибудут американцы.

– Потому что мы ходим по лезвию бритвы! Американцам известно о существовании «Миши-124». Они знают о том, что это один из наших «Ту-4», а теперь они узнали и о том, что этот самолет служил средством доставки биологического оружия. Если мы направим туда наших спецназовцев немедленно, сделать они ничего не смогут, а только насвинячат и устроят на месте крушения полный бардак! Американцы поймут, что мы попытались опередить их, у них возникнут подозрения, и они примутся задавать ненужные вопросы.

Баранов с отчаянием на лице развел руками.

– Мир изменился, майор. Американцы нужны нам в качестве друзей, а не врагов. Если же им станет известно про «Событие пятого марта», мы вновь превратимся во врагов.

– При всем уважении к вам, товарищ генерал, я хотел бы задать вопрос: разве не произойдет то же самое, если наши военные перебьют их специалистов?

Генерал звучно припечатал ладонь к столу.

– Устранение американцев следует рассматривать как самое крайнее средство, последнюю возможность избежать глобальной катастрофы! Мы полагаемся на вас, майор. Сделайте все, чтобы к этой крайней мере не пришлось прибегнуть.

Баранов устало, по-стариковски вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Но если сделать это все же придется, то, значит… придется. Из двух зол выбирают меньшее, Григорий Андреевич. Если мы и Соединенные Штаты вновь окажемся на ножах, Россия еще сумеет выжить. Но если весь мир и наш собственный народ узнают о «Событии пятого марта», нашей родине и нашей нации – конец!

Большая дизельная яхта выплыла из повисших над Потомаком туманов и направилась в причальную зону яхт-клуба, не обращая внимания на ярко-желтые щиты, установленные на концах длинных пирсов. На щитах огромными черными буквами значилось: ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН. Двое работников яхт-клуба – длинноволосые парни в парусиновых ботинках на толстой каучуковой подошве, рабочих брюках из грубой бумажной ткани и нейлоновых ветровках – ждали, чтобы принять швартовочные концы с палубы судна, которое, сбавив скорость, уже шло вдоль причала.

Ничто не предвещало неприятностей, несмотря на то что под куртками обоих швартовщиков были спрятаны автоматические пистолеты, а прямо под рукой у рулевого яхты, скрытый от посторонних взглядов, лежал пистолет-пулемет.

Как только вращение вала гребного винта замедлилось до минимума, гул двигателей перешел в ленивое ворчание. Швартовы, брошенные на пирс, были ловко и быстро закреплены, с яхты были спущены сходни, и только после этого на палубе появился ее единственный пассажир.

Коротко кивнув двум швартовщикам, Фред Клейн деловито сбежал по сходням на подернутые туманом доски причала, а затем, оказавшись на берегу, пошел по гравиевой дорожке мимо длинного ряда накрытых брезентом прогулочных суденышек и прицепов для их транспортировки по суше. Дорожка вела к большой постройке без окон, напоминавшей склад.