— Это огромная честь. Но я вынуждена отказаться.

Он все еще не верил. Скосил он голову набок и шагнул к ней, оглядывая с сомнением. Как слабоумную.

— Что ты несешь? — скривился. — Ты вообще поняла, что я сказал?

Конечно, она же должна была прийти в восторг и прыгать от счастья. Да только она не могла. Так глупо, столько девушек мечтали бы сейчас оказаться на ее месте.

А ей припомнился королевский сад и розовые кусты в нем. Их было множество, целые аллеи, и королю, она в этом была уверена, не было дела до этих роз. А у нее дома единственный розовый куст, тот, что отец подарил матушке. Драгоценный. И пусть в королевском саду «розы» лучше цветут и за ними неусыпно ухаживает его величество «садовник». Она предпочитала быть единственной, пусть и в худших условиях.

— Да, ваше величество, я поняла, — кивнула она, видя, как на смену удивлению приходит гнев.

А теперь предстояло самое страшное. Мара никогда не думала, что будет решать свою судьбу вот так, в один миг. И выбирать придется из двух зол.

Возможно, кто-то назовет ее дурой, но ей нужно было обезопасить себя от того хищника, что сейчас смотрел на нее. Потому что он не заметит, как сожрет ее, а потом выплюнет кости и пойдет дальше. Он — король. А она не Истелинда, она после этого просто не сможет подняться.

— Я выйду замуж за барона Малгита, — сказала Мара.

— Что?!

Боже… Он рыкнул так, что у нее зазвенело в ушах. Мара вздрогнула, потому что король сейчас был действительно страшен. А он наступал на нее медленно и давил взглядом.

— Повтори!

Она невольно зажмурилась, но повторила:

— Я выйду замуж за барона Малгита.

— За этого старого мерзавца?! Глупая, что он тебе напел?! Что ты вообще о нем знаешь?!

Из него прямо хлестало злым презрением. И тут она разозлилась, жаркий протест стал подниматься из души.

— Я знаю, что Малгит купил согласие моего дяди, — заговорила она, выталкивая из себя то, о чем раньше молчала. — И что здесь, на вашем отборе, тоже все нечисто. Иначе как объяснить, что он у вас на глазах пытался скомпрометировать меня трижды. И один раз ему это даже удалось! Но я все-таки выйду за него, потому что он предлагает мне честный брак.

«В отличие от вас».

Эти не сказанные повисли в воздухе.

— ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ?! — рявкнул он.

Глаза горели гневом, а кулаки судорожно сжимались. Но ей уже нечего было терять, гнев и обида вытеснили все, даже здравый смысл и инстинкт самосохранения.

— Как, вы не знали, ваше величество, что у вас на отборе все продается?! И как вдруг так получается, что девушки ведут себя непристойно?! — она захохотала. — Давайте подумаем! Может быть, их специально подставляют?

«А вы на это смотрите, и вам плевать». - чуть не сказала она. Но тут инстинкт самосохранения все-таки включился.

Родхар смотрел на нее так, словно хотел растерзать.

* * *

В мозгу плыло от ярости. Он смотрел на нее и думал только об одном. Разложить ее сейчас на этом ложе и взять силой! Чтобы закрыла свой дерзкий рот! И не смела больше никогда говорить, что выйдет еще за кого-то. Потому что она должна принадлежать ЕМУ!

Но он никогда не брал женщин силой.

И не возьмет.

Тем более — ее.

Смотрел на эти тонкие ручки и плечики, на спутанные серебристые волосы, на красную царапину, грубо прочертившую нежную щеку. Чувствовал, что в груди печет огнем, и не мог понять.

Ведь он держал это хрупкое тело в руках, и все было по-другому.

И все должно было случиться по-другому.

Но те слова, что она говорила.

Они рвали его терпение в клочья.

И чтобы не сорваться на нее, он просто вылетел из шатра.

* * *

Вылетел, а там эта толпа любопытных. Короля такое зло взяло. Внутри все еще клокотало то дикое, что девчонка в нем раздразнила. Но постепенно в голову стало просачиваться понимание того, о чем она ему рассказала.

Получалось, что его низвели до…???

У него просто не было слов описать свое состояние. Что угодно он готов был услышать, только не то, что у него за спиной происходит торговля живым товаром. И он получается к этому причастен. Его просто ела досада.

Да плевать он хотел! Пусть бы его лорды продавали своих дочерей как угодно. Но у себя дома. А не у него на отборе!

И тут ему попалась на глаза смотрительница отбора матрес Фоурм. Стояла, испуганно шепталась о чем-то со старым мерзавцем Малгитом. Эти двое были довольно далеко от шатра. Но Родхар сам не понял, как вдруг оказался рядом.

— Ваше величество, — присела перед ним в поклоне эта карга.

Он рыкнул:

— Прочь.

Ею он собирался заняться после. Сначала Малгит.

Старый барон попытался было испуганно попятиться от него, но Родхар был быстрее. Он просто схватил его за грудки и яростно тряхнул. А потом заорал в лицо:

— Только посмей на ней жениться!

— М… мммм… — попытался что-то промямлить тот.

— Что?! — Родхар наконец ослабил хватку.

А тот, почувствовав небольшое облегчение, выдал:

— Но если девушка согласна, ее опекун тоже, почему же нет, сир?

В глазах горело старческое упрямство, страх, глубоко запрятанный мужской интерес и жадность. Ну да, он же заплатил за нее. Урод!

Кровь ударила королю в голову, он тряхнул его снова, выплевывая слова в лицо:

— Только посмей на ней жениться, и я сгною тебя за измену! Сдохнешь в кандалах, понял?!

И снова тряс его, пока тот не пошел на попятный и не заскулил:

— Я понял, сир. Понял. Понял. Сир!

Большого труда стоило Родхару разжать руки, но отпустил.

Теперь эта старая сводня, матрес Фоурм. Огляделся, ища взглядом. Где она? Смотрительницы нигде не было видно, да и вообще, вокруг короля образовалось пустое пространство. Родхар кликнул стражу:

— Найти мне матрес Фоурм и привести сюда.

Стражники бросились исполнять приказание, а он взял первый попавшийся стул и уселся на него, нервно притопывая ногой. Его придворные сгрудились в отдалении и оттуда настороженно поглядывали. Охота давно уже перестала быть развлечением. И все, что тут происходило, пахло грозой. Но уехать никто не мог, потому что король не давал разрешения. Плевать.

Лекарь подошел, в очередной раз пытаясь уговорить его:

— Ваше величество, надо перевязать раны…

— Плевать! — рыкнул он.

Лекарь испарился. А стража наконец нашла матрес Фоурм. Родхар повел шеей и поднял на нее взгляд. Женщина силилась держаться, но видно было, что ее всю трясет.