подгибает выше холодные колени, закрывается одеялом до самого подбородка и вздыхает. Вера смеется, не хочет слушать. Неужели она не понимает, что ее ждет?

Люка закрывает глаза, чувствуя страх перед этой тяжелой, непонятной, грязной жизнью, и сейчас же засыпает.

13

Екатерина Львовна разбирала покупки, только что принесенные из магазина. Вера сидела на диване и безучастно глядела в окно.

— Кружева очень хороши. А шелк слишком тонкий, будет плохо стираться. Да что с тобой, Верочка? Даже не посмотришь, будто не для тебя все это.

— Скучно…

В столовую вбежала Люка, неся Верину новую шубу:

— Стыдно хандрить, Вера. Тебе скучно, а нам от этого тошно. Вот и Мурзик загрустил. — Люка высоко подняла шубу. — Видишь, даже рукава повесил. Улыбнись Мурзику, Вера, а то он обидится.

— Отстань, Люка.

— Фу, какая ты злая, слышишь, Мурзик говорит: для того ли я пятнадцать тысяч стоил, чтобы на меня и взглянуть не хотели? Для того ли я такой пушистый и теплый? Ну улыбнись, а то Мурзик обидится. Неужели ты больше не любишь его?

— Что там любить, подумаешь. Ведь это только шуба. Пускай дорогая, но все-таки только шуба, больше ничего.

Люка, прищурившись, взглянула на сестру:

— А ты что хотела, чтобы шуба Исаакиевским собором была?

Вера рассмеялась:

— Ты глупая, Люка. Ну пойдем, помоги мне одеться. И Мурзика тащи. Хочешь, поедем с Володей в Булонский лес чай пить?

Люка запрыгала. Рукава шубы замахали в воздухе.

— Ура! Не сердится, не сердится. Только пить будем не чай, а шоколад, хорошо?

14

Накануне дня свадьбы приехала из Бордо тетя Варя и теперь сидела за столом в столовой.

Люка внимательно разглядывала ее. Мамина сестра, а совсем не похожа. Такая толстая, самоуверенная. Только на три года старше, а совсем старуха.

— Это хорошо, — говорила тетя Варя, — что замуж выходит. Тебе легче будет. Да и спокойней. Долго ли с теперешними до греха. Очень я рада, что у меня сын, а не дочь. Вот и Люку поскорей пристрой.

— Ну, Люка еще ребенок…

— Я и не говорю, чтобы сейчас. Когда шестнадцать лет будет. Что же это Вера так долго? Завтра свадьба, выспаться даже не успеет. Эх, как все неправильно.

Екатерина Львовна улыбнулась:

— А ты по-прежнему хочешь, чтобы все правильно было?

— А то как же? — удивилась тетя Варя и, поставив локти на пеструю скатерть, поправила шпильки в прическе. — Все должно быть правильно, не так, как у тебя. В доме беспорядок, да и в жизни твоей всегда беспорядок был. Никогда ты не знала, что хочешь. Вот и дочку так воспитала. Любит она хоть жениха своего?

— Кажется, любит.

— Кажется? Мать, а не знаешь. Эх ты, — презрительно мотнула она головой. — Да и то, какая у них, у теперешних, любовь.

— Да ты, Варя, не волнуйся, — успокаивала Екатерина Львовна. — Вот, попробуй варенье. Я сама варила…

— Ты мне, Катя, зубы вареньем не заговаривай…

Вера бросает шубу на диван, снимает туфли.

— Ноги даже заболели. Люка, тащи саночки.

Люка бежит за саночками, Вериными утренними туфлями.

— Так смешно, — рассказывает Вера, — там какой-то длинный все на меня смотрел, а Володя злился.

— Ты причащалась, Вера? — неожиданно спрашивает тетя Варя.

— Нет. А разве надо было?..

Тетя Варя всплескивает руками:

— Господи, да что же это такое?

— Ничего, ничего. И так окрутят. Вы не беспокойтесь, тетя. Ах, как я устала.

— Но ты хоть бы подумала серьезно о том, что в новую жизнь вступаешь…

— О чем там думать? Все уже передумано. Спать надо. Ну, спокойной ночи.

Вера встает и, на ходу развязывая пояс платья, идет в спальню. Люка бежит за ней. Вера садится на кровать:

— Завтра меня уже тут не будет…

Люка, сидя на корточках, стаскивает с нее чулки.

Вера брыкается:

— Оставь. Щекотно.

— Позволь. Позволь. Ведь в последний раз.

Люка тянет воздух носом:

— Как хорошо пахнет. Ты зачем колени душишь?

Вера улыбается:

— Затем…

— Нет, скажи зачем. — Люка нагибается вперед и целует Верино розоватое гладкое колено.

Вера, смеясь, толкает ее ногой в грудь. Люка опрокидывается на спину на ковер.

— Убила, убила, — кричит Люка, складывая руки на груди.

— Нет, не верю. Те, которые мертвые, ногами дрыгают и «Боже, царя храни» поют.

— «Боже, царя храни», — громко поет Люка.

В дверь просовывается голова тети Вари.

— Что у вас тут еще?

— Взрыв патриотических чувств, — кричит Вера, задыхаясь от хохота.

— Господи, и это накануне свадьбы. — Тетя Варя возмущенно захлопывает дверь.

Вера продолжает хохотать, уткнувшись в подушку.

— А теперь спать, спать, — вдруг серьезно говорит она, — а то ведь завтра ночь в поезде.

— Счастливая, — вздыхает Люка. — Ниццу увидишь. Там пальмы. Будешь сама бананы с них рвать.

— Что бананы? Обезьяну за хвост поймаю и тебе в подарок привезу. Ну, спи. Не болтай больше. Я тушу…

Вера повернулась к стене, подложила руку под щеку.

«Завтра моя свадьба, — смутно подумала она. — А если бы не с Володей, а с Арсением? Ах, все равно. Так тоже хорошо. Я буду замужем. И богатой. — Она закрыла глаза. — Пусть все, что со мной случится, мне сегодня во сне приснится, — прошептала она. — Кажется, надо себя за левый мизинец дернуть?..» Но руки уже стали тяжелыми и непослушными, и двинуть ими не было сил.

Вера спала. Ей снилось, что она идет одна по незнакомой улице в своем старом коричневом платье. Она садится в автобус и едет куда-то. Потом снова идет мимо магазинов и домов. Дверь в церковь открыта. «Венчаться», — вспоминает Вера и входит в церковь. Пусто и тихо, и нет ни жениха, ни священника. Вера ждет. На аналое лежит икона. Свечи ярко горят перед ней. Вера берет икону, оглядывается и выбегает из церкви. Она бежит по улицам, прижимая икону к груди. За ней погоня. «Держи, держи! Воровка!» Вера бежит все скорее, подбегает к обрыву. Она разобьется! Все равно, пусть. Только бы не поймали. Но бежать легко и не страшно. Песок сыплется из-под ног. Вот она внизу. А на горе стоят Люка, Екатерина Львовна и Владимир. «Вера, Вера», — кричат они. Вера поднимает голову и смотрит на них. Как они высоко… И в руках у нее вместо иконы большие столовые часы. Стрелки показывают десять. Как поздно!

Из кухни несся слабый стук ножа о тарелку, с пустой Люкиной кровати свешивалось на пол одеяло.

Вера заложила руки под голову. «Какой скверный сон. Скверный. Но почему скверный?.. Просто глупый. Нет, скверный». И сейчас же в памяти всплыли когда-то слышанные объяснения снов. В церкви быть — к несчастью, и с горы бежать