глаз вдруг открылся и уставился на меня. Я застыл возле оконной занавески, стараясь унять расходившееся сердце и дышать ровнее, и чувствовал, что внутри меня как будто что-то распахнулось. Я уехал из дома всего четыре дня назад, но уже знал, что никогда туда не вернусь. Принял это как данность, которая вызывала у меня боль и делала счастливым одновременно. Я чувствовал, что мне очень даже по душе ничейность гостиничных комнат — отныне и навсегда они будут для меня пристанищем. И подивился этой мысли, такой простой и ясной.

Я заснул, не прикоснувшись к Библии. Даже не пришлось прятать ее под кровать, чтобы она была от меня подальше.

Ради одного поцелуя

Дженни взяла меня за руку. И потянула к дороге, которая, похоже, вела к блестевшей вдали реке. Перл, вооружившись палкой чуть ли не с себя ростом, молча шагала впереди. Вот уже несколько дней я мотался между загоном с лошадьми, вокзалом и салуном в надежде встретить Дженни и с удовольствием бездельничал. А сегодня утром она сама меня разыскала и предложила прогуляться. И хотя Перл была рядом, я все равно представлял себе всякое.

— Расскажешь, как вы с Эб оказались в здешних местах?

— Я тебе уже рассказывала.

— Нет, я хочу знать с самого начала, во всех подробностях.

Юбка на Дженни была длиннее, чем кружева там, в салуне, да и сама она была другая. Мне хотелось вернуться к разговору, который прервался в тот вечер. Теперь я чувствовал себя куда лучше, и во мне было гораздо больше внимания и любопытства к ее истории, которая одновременно была и историей Эб Стенсон.

— А ты как сюда попал?

— Вот это неинтересно.

Со странным выражением лица Дженни покачала головой — похоже, я огорчил ее своим ответом. Но она и сама любила поболтать, так что ей ничего не стоило снова заговорить, тем более о себе. Как все словоохотливые люди, она любила делиться житейским опытом. Дженни становилась настоящей актрисой, когда забывала, что ей надо играть.

— Я тебе рассказывала о Нью-Йорке.

— А что было до этого?

— По правде сказать, Гарет, я ничего не помню, что было до поезда. Мне было столько же, сколько сейчас Перл. Я даже своего брата почти не помню. Просто знаю, что он есть, но представить себе, как он выглядит, не могу. Однажды он прислал мне фотографию, снялся в лесу вместе с другими лесорубами. Все они, знаешь, стоят, скрестив руки на груди, такие довольные и гордые, но я так и не смогла узнать, кто из них мой брат.

— И где же остановился ваш поезд?

— В Вайоминге, неподалеку отсюда. Два-три дня пути, не больше. Пока мы ехали, я не отходила от Эбигейл. Ничего другого я не запомнила. И еще то, что нас обеих, ее и меня, поместили в одну семью.

Извилистая дорога привела нас к пологому спуску, ведущему прямо к речному берегу. Перл, вскрикнув от радости, подбежала к воде и стала бить по ней палкой. Вода оказалась до того прозрачной, что видны были рыбы, они страшно перепугались и брызнули во все стороны серебристыми искорками. Я хотел было помочь Дженни спуститься по склону, который вел к каменистой отмели, но она в моей помощи не нуждалась. Около воды она села на траву, сняла туфли и поставила босые ноги на камешки. Темные кудряшки падали ей на лоб и сзади на шею. Кожа слегка поблескивала от пота, и мне захотелось слизнуть с нее соль. Эта мысль меня удивила и взволновала.

— В первой семье меня полюбили, но они не могли справиться с Эбигейл, уж очень она упрямая и неуживчивая, — продолжила Дженни. — Их бесило, что она никогда не опускала перед ними взгляда. Помню, мать говорила своим приятельницам: «Она непослушная, таких детей надо пороть, раз они не знают своего места».

— Ага, я все понял.

— Что ты понял?

— Понял, что в этой семье вы надолго не задержались, вот что.

— Именно. Меня они одевали как куколку, а я делала все, чтобы быть такой, какой они хотели. Дура набитая. Права была Стенсон. Невозможно стать такой, чтобы угодить всем. Ну, во всяком случае, невозможно долго стараться.

Меня завораживал профиль Дженни, и ее рассказ тоже. Дженни легонько покачала головой, и мне захотелось поцеловать ее печальную улыбку. Она повернулась ко мне и сказала вдруг с неожиданной горячностью:

— Если я злюсь на Эб, то только потому, что она все время слишком рискует. Но не думай, я не считаю, что она неправа. Если у тебя нет места, надо его добиваться, а не жаться в углу вечной скромницей, как будто за то, что ты живешь, надо еще и прощенья просить.

— Понимаю.

На самом деле я только-только начинал что-то понимать, но и этой малости мне хватило, чтобы согласиться с Дженни. Я сразу подумал о маме. О сестре. Конечно, началось все с Эб. А теперь вот и Дженни продолжила.

Перл зашла в воду, она старалась держать равновесие на скользких камнях, покрытых тонким слоем мха.

Всего несколько дней, а вся моя жизнь перевернулась. Еще неделю тому назад я гнул спину, сгребал сено, механически делал каждодневные дела и ни о чем не думал, а теперь живу ожиданием своих преследователей, любуюсь манерой Дженни запрокидывать назад голову, любуюсь силой, которая таится в ее плечах и шее, постоянно чувствую яростное присутствие Стенсон, ее прошлого, ее легенды. Жизнь взялась за меня, качает туда-сюда, переполняя то ужасом, то восторгом, но я, как стерня после серпа, я живой. Малышка Перл тоже мне не безразлична — ее детское одиночество, интерес к любым животным. У меня он тоже есть. Вчера она подошла к нашим лошадям, и глаза у нее прямо засияли. В ближайшие дни обязательно ее покатаю.

— Во второй семье, которая нас приняла, было трое сыновей. Два мерзких обалдуя и дурачок. Обалдуи сваливали на дурачка все свои пакости, и отец его бил. Мать делала вид, что ничего не видит, но очень часто плакала.

— А вы?

— Поначалу присматривались. Старались, чтобы нас не замечали. Мать держала нас при себе для всяких домашних работ — стряпни, шитья, уборки, но Эб домашние хлопоты быстро прискучили. Она здорово ладит с лошадьми, и отец поручил ей конюшню. В общем-то, все шло неплохо…

— Но?

— Но возникла проблема. Оба обалдуя, и старший, и помладше, захотели…

Дженни прикусила губу и замолчала. Странное дело: то она говорила всякое без малейшего стеснения, а тут вдруг застеснялась. Можно подумать, ее поведение зависело от одежды.

— Изнасиловать