— О, ну и наглец! — ахнула шокированная Полли. — Я сама способна вымыть миледи без всякой помощи!

Она встала на колени и, взяв тряпочку, принялась энергично намыливать. Растирая Люсинду, горничная продолжала бормотать себе под нос что-то насчет дерзости некоторых особ. Слуга, лукаво подмигнув Люсинде, прокрался за спину Полли, тоже встал на колени и сжал большими мозолистыми ладонями ее пухленькие грудки. Та, взвизгнув от неожиданности, стала отбиваться.

— Оставь ее в покое, Джон, — со смехом велела Люсинда. — Если тебе нечего делать, спустись и принеси мне поесть. Сомневаюсь, что Повелитель вознамерился уморить меня голодом.

Джон вскочил, но не раньше, чем крепко ущипнул соски Полли, на что она взвизгнула еще пронзительнее.

— Будет сделано, миледи, — пообещал он и направился к двери, едва не столкнувшись с Диком и Мартином, несшими свежее белье.

— Застелите постель и можете идти, — строго сказала им Люсинда. — Полли, волосы тоже нужно промыть. Подумать только, сколько пыли набилось в них во время поездки!

— Да, миледи, — кивнула горничная, немного успокоившись.

К тому времени как Люсинда вышла из воды, лакеи уже убрались. Полли быстро вытерла ее, предварительно завернув волосы хозяйки в большое полотенце. Потом надела на Люсинду надушенную ночную сорочку, и та села у огня, пока горничная сушила каштановую копну и расчесывала щеткой из кабаньей щетины с серебряной ручкой, которую принесла из сундука госпожи.

— Может, распаковать вещи, миледи? — спросила она, связывая волосы Люсинды голубой шелковой лентой.

— Разумеется, как если бы мы приехали в Ирландию, к Джулии. Боюсь, однако, что от тебя потребуют стирать белье, поскольку других слуг, кроме лакеев, в этом доме нет.

— А кухарка? Довольно милая старушка, — возразила Полли. — И наверняка кто-то занимается стиркой.

— Возможно, но вряд ли Повелитель хочет, чтобы местные жители узнали о его занятиях. Он сказал, что до сих пор ни одна женщина не оставалась больше недели. Мы же пробудем несколько месяцев. Спроси его, прежде чем искать помощницу. Если придется заботиться только обо мне, то ведь это ненадолго, верно?

Дверь в комнату открылась, и появился Джон в сопровождении Повелителя. Лакей нес тяжелый серебряный под нос, который осторожно поставил на стол у камина. От закрытых блюд поднимались аппетитные ароматы.

— Прекрасно! — обрадовалась Люсинда — Умираю от голода!

— Полли и Джон могут идти, — приказал Повелитель. — Я сам стану прислуживать тебе, Люсинда.

Полли нервно взглянула на хозяйку, но Люсинда сказала:

— Пока мы живем в этом доме, Полли, ты станешь подчиняться Повелителю. Кстати, Джон, ты не смеешь обольщать мою служанку, если она этого не захочет. Это понятно, ты, похотливый козел в человеческом облике?!

— Да, миледи, — покорно кивнул лакей, но глаза сатанински блеснули. Полли присела и вместе с Джоном покинула спальню.

— Покорми меня! — капризно бросила Люсинда. — В последний раз я ела вчера днем, в жалком сарае, и, нужно сказать, обед был не слишком плотным!

Повелитель улыбнулся и, придвинув стол поближе, уселся рядом с ней у камина на маленькой кушетке. Поднял крышку с первого блюда, взял устрицу и положил в приоткрытый ротик Люсинды. Она проглотила устрицу и взглядом потребовала еще. Он скормил ей целую дюжину, не забывая при этом и себя. Сняв крышку со второго блюда, Повелитель обнаружил небольшого цыпленка, разорвал надвое, откусил и протянул ей вторую половинку. Покончив с цыпленком, они принялись за спаржу, плавающую в уксусе. Люсинда взяла длинный зеленый стебель, медленно слизала с него соус и, не отрывая глаз от Роберта, откусила головку и проглотила. Высосала остаток и отбросила. Второй стебель предложила ему, но он покачал головой:

— Она вся твоя.

Люсинда улыбнулась и продолжала есть, медленно, чувственно облизывая губы и наблюдая, как с каждым глотком псе больше набухает ком в его панталонах. Она даже осмелилась протянуть руку и небрежно погладить его. Когда спаржа была доедена, Люсинда дала облизать свои пальцы Роберту. Тот принялся посасывать каждый, многозначительно глядя на нее.

На десерт было блюдо с клубникой. Они скормили друг другу все до ягодки, пока их руки и губы не выпачкались алым сладким соком. Пришлось снова облизать пальцы дочиста. Роберт встал и принес себе и Люсинде бокалы с вином. Они дружно осушили все, до капли.

— Надеюсь, ты сыта? — спросил он, когда поднос унесли.

— Нет, — покачала Люсинда. — Я горю желанием, Робби, и только ты способен его утолить.

— Ты настоящая плутовка, Люсинда, — засмеялся он. — Но верно, я тоже голоден поэтому нам предстоит еще один десерт. Пойдем.

Он поднял ее, повернул спиной к себе и, перегнув через кушетку, поднял сорочку.

— О, — воскликнула Люсинда, — как восхитительно порочно!

Повелитель расстегнул панталоны, высвободил свое мощное орудие и, встав сзади, сжал ее бедра, одновременно проникнув в тесное жаркое лоно.

— Это ты, мое сокровище, ужасная грешница, — прошептал он. — Но зато истекаешь влагой и всегда готова для меня.

Он вонзился в самую глубину, Люсинда вскрикнула:

— Ах, я никогда еще не делала это вот так!

— Ты еще многого не знаешь, сокровище мое, но заверяю, прежде чем ты покинешь мой дом, научишься всему, Люсинда. Ах-х, вот так, ангел мой, садись на моего резвого «петушка»!

Он принялся работать бедрами, впиваясь пальцами в ее плоть.

— О, Роберт, — вздохнула она, — я хочу, чтобы ты передал мне все свои познания!

Позже Люсинда неизменно вспоминала об этих летних месяцах как о самых прекрасных в своей жизни. Впервые она была совершенно свободна, могла делать все; что вздумается, а не то, чего от нее хотели и требовали окружающие. У нее появился любовник — умный, очаровательный, искусный и невероятно страстный. Она влюбилась в него и поняла это едва ли не с первой встречи. И теперь стремилась узнать его настоящее имя, ибо только за него, человека, именовавшего себя Робертом или Повелителем, она выйдет замуж.

У него был чудесный дом, выстроенный, как она считала, еще в царствование Елизаветы, когда его семья сколотила состояние на торговле с Индией. Он пояснил, что титул был дарован семье задолго до появления этого недолгого богатства и восходил ко временам королей, сидевших на троне еще до Вильгельма Завоевателя. Люсинда поняла, что когда-то его предки были знатны и могущественны. Дом носил отпечаток былой роскоши. Стены были отделаны широкими панелями, как и пол, почерневшими от времени. В турецких, изумительной работы коврах зияли дыры. Зато библиотека и картинная галерея были увешаны портретами предков.

— Ты похож на своих предков? — спросила как-то Люсинда, и он рассмеялся.