Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я провожу различие между обусловленной любовью, которая ведет к ране самоценности, и той безусловной любовью, в которой нуждаются дети. Но я не отрицаю, что детей стоит иногда наказывать. Главное – показать ребенку, что его по-прежнему любят. Что мне действительно было тогда нужно – чтобы отец сказал что-то вроде: «Мне очень не нравится, что ты это сделала, я не отпущу тебя погулять с подружками в эти выходные, но я люблю тебя и рад обсудить с тобой твое поведение, когда будешь готова».
Я люблю тебя, и я доступен для тебя. Это и есть уверенность. Я люблю тебя, и ты важна для меня. Я люблю тебя и никуда не собираюсь исчезать. Я люблю тебя, и ты в безопасности. Я люблю тебя, и я прощаю тебя. Что бы ты ни делала, моя любовь никуда не денется, даже если я должен буду отреагировать на твой поступок. Я люблю тебя.
Мне не нужно было, чтобы он позволял мне абсолютно все. Мне нужно было, чтобы он был последователен и дал мне уверенность в постоянной любви. Но его непоследовательность относительно моего поведения (а я была слишком «трудной») создала рану самоценности. Рана подорвала мою веру. Не будь трудной, и все у тебя будет в порядке. Оставайся трудной, и ты потеряешь доброе отношение и любовь.
Мой опыт взаимоотношений с отцом научил, что, если я вела себя определенным образом, я получала и любовь, и внимание, и общение. Он был рад что-нибудь сделать для меня, приготовить ужин или помочь с домашним заданием. Но если я пересекала какую-то невидимую черту, все это вмиг куда-то испарялось. Такое поведение продолжалось и тогда, когда мне было уже за двадцать. Если я была «хорошей девочкой», он покупал что-нибудь из продуктов, стараясь помочь мне в трудную минуту. Мог встретить меня на вокзале, когда я ежедневно ездила на работу из Нью-Джерси в Нью-Йорк.
Но как только я говорила что-то, что ему не нравилось или задевало его чувства, следовало неумолимое наказание. Он звонил в десять вечера и говорил, что мне придется найти кого-нибудь другого, кто утром в шесть подкинет меня на вокзал. Да, у меня были альтернативы – у меня была машина и я могла бы сама сесть за руль. Я могла вызвать и такси – но тогда у меня было негусто с деньгами, да и дело было даже не в этом. Все дело было в том, что он наказывал меня. Он использовал манипуляцию, чтобы донести до меня то или иное сообщение. Я выучила, что, если веду себя определенным образом, это сохраняет связь, внимание, любовь и непринужденность. Если же веду себя не так, то все исчезает. Я была достойна внимания и любви, лишь когда была покладистой и «легкой».
• Какие условия для любви были созданы в вашей семье?
• Какие условия вам нужно было выполнить, чтобы получить внимание и хорошее отношение?
• Каким параметрам нужно было соответствовать, чтобы вас уважали и ценили в семье?
Обусловленная любовь лишает человека чувства уважения и самоценности. Критические комментарии зачастую действуют так же (или еще сильнее).
Слова, которые ранят
У некоторых рана самоценности обозначена очень четко, не оставляя места для других трактовок. Некоторые родители не делают себя недоступными и не ставят условия для своей любви. Они прямо говорят своим детям, что те ничего не стоят. Они говорят им, что те никогда ничего не добьются, что они были ошибкой и никогда не должны были рождаться. Или что они бесполезное и жалкое подобие человека. Это оскорбление личности. Это резкие, вредные и глубоко разрушительные слова. Мы обсудим жестокое обращение позже, в другой главе, но важно признать, что рана самоценности с большой долей вероятности может образоваться тогда, когда кто-то важный для нас прямо говорит, что мы не достойны ничего хорошего.
Иногда это говорится неоднократно. Иногда звучит на протяжении всего лишь одной вспышки гнева. А иногда это происходит путем внушения нам чувства вины. То, как наши родители разговаривают с нами, и слова, которые они используют, многое говорит о них… Но когда мы дети, слова родителей больше всего говорят о нас самих.
Вероника не чувствовала всей тяжести оскорблений отца, пока мать не ушла из дома. Девочке приходилось нелегко в школе, да и в других местах тоже. Реакцией отца были гневные, критические комментарии о том, что ей нужно больше походить на свою сестру. Он говорил: «Почему ты не можешь учиться усерднее, как она?» Или «Если бы ты была больше похожа на Кэрол, мне было бы намного проще жить».
Его комментарии были действительно обидными. Вероника начала нервничать. Но вместо того чтобы успокаивать, отец ругал еще больше.
– Наша мама только что бросила нас, и эти комментарии доводили меня просто до грани. Будь больше похожа на мою сестру… И что? Я буду любить тебя больше? Будь больше похожа на сестру, и я признаю, что твоя мать ушла? Будь больше похожей на мою сестру, и твоя мама вер- нется?
Голос Вероники сорвался. Она закрыла глаза и заплакала. После поступка матери злые слова отца заставили ее сомневаться в своей значимости и ценности еще больше. «Я не могу получить любовь даже от родителя, который все еще здесь».
Не все ранящие заявления бывают явно жестокими. Иногда рана наносится куда более тонкими способами. У Майи была любящая семья, которая в основном ее поддерживала. Но мать, у которой были свои проблемы с телом, постоянно говорила дочери, что та никогда не должна отклоняться больше чем на пару килограмм от «идеального» веса. «Следи за весом», – говорила она. И обычно продолжала словами: «Но я люблю тебя, несмотря на лишние килограммы».
О, это слово «несмотря»! Ранит, не так ли? Неудивительно, что Майя всегда была не в ладах со своим телом. Если я не сброшу вес, я никому не буду нужна. Если я не сброшу вес, никто не сочтет меня привлекательной. Если я не сброшу вес, я никогда не найду хорошего парня. Вот те послания,