Он знал, что стать паладином он уже не сможет, но если он на самом деле маг, если он овладеет древней наукой магии, может быть он сможет помочь стране и Церкви в нынешней войне с Хуннами? И пограничные разборки с кочевниками тоже не сахар, и это не говоря уже про еретиков и предателей внутри страны — он мог бы помочь! С его силой… с его вновь приобретенными знаниями — он мог бы стать героем! И тогда его бы заметили, тогда, может быть его бы приняли в свои товарищи настоящие паладины, и конопатая Настюшка, молодая прачка — наконец поняла бы кто он такой и бросила бы своего конюха Стефана и отдалась бы ему и только ему. Да ладно Настюшка, может быть, даже баронова дочка на него взглянула бы по-другому, а уж дочка у барона — не чета конопатой прачке, вся красотка и в таких дорогих платьях ходит… говорят даже воды простой не пьет никогда, все чай или настои на меду.

Знаки были разные, как и заклинания. Были Знаки, которые придавали сил, снимали усталость, были которые давали возможность видеть в темноте, покрывать тело неуязвимой броней, даже летать и читать мысли! От открывшихся перед ним возможностей кружилась голова и хотелось петь. Вот только ни одного Знака и заклинания, кроме Знака Светильника — он так и не смог освоить. А быть мастером Светильника на войне против ереси — это только вместо лампы стоять, дабы доблестные легионеры мимо отхожего места не промахивались. На грядущей Большой Войне с этими северными язычниками и южными еретиками-анархистами нужна боевая мощь, нужны Огненные Шары, Лучи Праведного Гнева и конечно же Длань Господня, причем не меньше восьмого уровня посвящения, а у него только руки светятся… и все остальное. Смешно.

Он старался. Он пробовал. Он выучил все Знаки, которые только попались ему в книге, но ничего не работало. Знак Светильника — работал. Вокруг становилось светло, словно бы кожа покрывалась сиянием, бесполезное и опасное заклинание. Не работал Ключ, не работал Клинок-в-сердце, конечно же не работал Огненный Шар. Хотя он делал все правильно и жест с оттяжкой сверху вниз и сведение рук в замок и выкрик заклинания — все перепробовал. Даже пытался за парой паладинов подглядывать, когда они в аббатстве останавливались на постой, но ничего кроме того, что они вина не гнушаются и толстую дворовую девку по ягодицами шлепнуть изволили — так и не узнал.

И вот однажды, проходя мимо конюшни он увидел, как Стефан, кривой конюший — пристает к Настюше, а та отбивается от него и плачет! Раньше он бы никогда не посмел вмешаться, все-таки Стефан выше его на две головы и плечи у него бугрились мускулами, пусть он и был кривой, но кулачный боец из него превосходный. Но это было раньше — пока он не стал Магом. На какую-то секунду он забыл о последствиях и вмешался. Он ударил Стефана, в ответ на что тот только моргнул и уставился на него удивленно.

— Ты чего, ушлепок? С дуба рухнул? — нахмурился Стефан и взвизгнула Настюша.

— Отпусти ее! — потребовал Сокранос и почувствовал, как «дал петуха», его голос сорвался и повис в воздухе.

— Что этому малахольному тут надо? — встряла Настюша и Сокранос вдруг увидел, что глаза ее сухи, и что она не всхлипывала, что все это была игра, просто игра, она и не отбивалась от здоровяка…

— Я… — начал было говорить он, но слова застряли у него глотке.

— Дай-ка ему по рогам разок, чтобы знал — добавила Настюша, поправляя юбки: — чтоб не лез не в свое дело…

— Но… — что было потом — он не помнил. Вспышка, огонь и вот он уже убегает от Церкви и правосудия, убегает на Край, потому что единственное место, взяв с собой свою сумку с пожитками и конечно же Книгу, убегает только для того, чтобы едва не быть съеденным Тварью, быть спасенным странной полуголой девушкой, и снова попасть в переплет.

Про Лес было много слухов и легенд и в общем все сходились в одном — что убегать можно на север, к язычникам, там тебе только татуировку на всю спину сделают и заставят поклонятся их Божку, да во грехе содомском жить, можно и на юг, к анархистам-еретикам, там тебя и просто убить могут, а могут сперва пыткам иезуитским подвергнуть, заставляя от Истинной Веры отречься. Но вот в Лес убегать, за край Ойкумены — мысль дурная. Есть дикие люди, которые на границе живут, но и они уже наполовину Твари, потому как дыханием Омниссии выжжены изнутри. А он еще не верил…

Он сглатывает слюну, глядя в спину девушки, которая вовсе не девушка. Она выглядит как девушка, у нее даже есть грудь, но на самом деле… люди на такое не способны. Она убила Тварь голыми руками, уничтожила посланную за ним группу захвата Святой Церкви, а ведь все знают, что в группы захвата берут только лучших клериков и паладинов! Эта… кто бы ни была — она разорвала их руками как мокрый картон! Невозможно. Такого не может быть. Нет.

У него нет и мысли сбежать от нее. Но… возможно удастся ее убедить?

Глава 7

— И что ты планируешь делать теперь? — спрашивает чужак. Никак не успокоится, думает Тайра, вот же заноза.

— Согласно Кодекса — отдам себя в руки правосудия — отвечает Тайра: — Ты старого Грома убил, а я… кхм… — она смотрит в угол на вращающего глазами Ларса, чьи руки и ноги связаны, а в рот засунут клочок старого ковра, чтобы не мешал думать. Наверное, это можно провести по статье «сопротивление уполномоченным представителям власти».

— А они тебя к смерти приговорят — подхватывает чужак: — а ты их всех поубиваешь, потому что у тебя самосохранение включается. Вот давай я не буду за тебя, дура ты механическая, переживать. Давай о жителях твоей деревни подумаем, у тебя там анализ в голове работает?

— У меня с анализом все в порядке — успокаивает его Тайра: — хватает для того, чтобы понять, что ты сейчас что угодно скажешь, лишь свою шкуру спасти.

— Да. Признаю. Я хочу жить. Но в отличие от тебя — если мне живот так вскрыть или там копьем ткнуть — так я помру. — говорит чужак: — так что это естественное желание. Как говаривал брат Бенедикт «всякая тварь живая существование свое продлить желание испытывает». Но это не значит, что я врать сейчас буду. Наоборот. Прошу тебя, Тайра, выслушай меня, дай мне сказать и уже потом — прими решение.

— Говори — Тайра складывает руки Грома на груди и поворачивается к Ларсу, который