Что с ним? Муха-девственница укусила? Тоже стесняться начал? Хирург? Как то слабо верилось, но задавать вопросы я не стала. Теперь Изга в моих глазах мог выглядеть настолько чокнутым, насколько ему самому нравилось. Представить страшно, как далек его мир от привычного мне. «Черный шаман» — звучало круто. Почему-то гораздо солиднее, чем белый. Это как черный маг, да? Тот же смысл?

Он вернулся с комком ткани в руках и протянул мне. Тонкий хлопок брендовой маечки я узнала наощупь. Раскрыла и на колени выпало остальное белье. Чистое. Бережно выстиранное и высушенное так, что на ткани не осталось заломов. Я покраснела. Останься белье несвежим, я хотя бы была уверена, что Изга его не трогал. А так — сколько раз прикоснулся? Это было интимнее и бесстыднее, чем все врачебные осмотры вместе взятые.

— Отвернись, пожалуйста, — попросила я, едва ворочая языком, но шаман уже встал ко мне спиной.

Пальцы перестали гнуться. Я неуклюже ворочалась и пыхтела, не обращая внимания на вспыхнувшую боль в животе. Перетерплю. Главное, быстрее одеться.

— Слушай, а можно вопрос? — спросила я, лишь бы не молчать. Вынужденная пауза напрягала и нервировала. Спина шамана тоже. — Черный шаман вроде черного мага?

— Нет, не вроде, — отозвался он, даже не пытаясь обернуться. — Смысл разделения на белых и черных в другом.

— В чем? Расскажи, пожалуйста, мне интересно.

Бюстгальтер я сначала хотела надеть под сорочкой, но проталкивать лямки в узкие рукава оказалось неудобно. «Верх» пришлось снимать полностью.

— Миры делятся на верхние, где живут боги, средние, где живут люди, и нижние, принадлежащие мертвым, демонам и Эрлику. Белые шаманы потому белые, что они путешествуют только по верхним мирам. Служат богам, приносят им жертвы и никогда не спускаются на нижние миры.

— А черные шаманы не поднимаются на верхние?

Я не врала на счет интереса. Подозревала, что Изга специально для меня упрощал объяснения, но он говорил. Не задирал нос, как принято у всяких гуру, не отвечал снисходительно: «Ты вряд ли поймешь такие сложные истины, девочка», он рассказывал.

— Нет, поднимаются. У нас нет запретов. Я могу обратиться к богам, а потом спуститься в мир теней. Богам обычно нет дела до проблем людей, зато Эрлик и его слуги принимают в нашей жизни самое живое участие. Когда человек долго болеет, считается, что его душу забрал Эрлик. Это не всегда так, но если я вижу, что душа еще живого человека уже в мире теней, то могу ее оттуда забрать. Иначе она останется там.

— Человек умрет? — я начинала понимать. — Мир теней — загробное царство, а Эрлик кто-то вроде Харона?

— Скорее Аида, — потеплевшим голосом ответил шаман. — Ты оделась?

— Да, я готова к осмотру.

Он обернулся, а я послушно задрала сорочку до груди. В положении лежа живот проваливался к позвоночнику, и любая девушка выглядела чуть стройнее, чем она есть, но я все равно заметила торчащие ребра. Черт, один килограмм из своих пятидесяти я точно потеряла. Нет, ну а что? При ускоренном метаболизме за мной не заржавеет. Три дня строгой диеты а-ля коматозник и можно заработать сочувственный взгляд доктора.

— Сейчас живот болит?

— Чуть-чуть, — приуменьшила я степень своих страданий, — внизу.

Пальпировать Изга начал от желудка, периодически спрашивая: «Здесь? Здесь?» Пока не прошелся по всем здоровым органам, до места удаленной ранее селезенки не добрался. Вокруг белой повязки давил с особой осторожностью. Я млела от того, как он задерживал дыхание и прислушивался к ощущениям на кончиках пальцев. Хороший хирург тоже немного шаман со сверхспособностями. Видит и чувствует то, что другие и представить не могут.

— А духи тебе сейчас подсказывают?

— Нет, — улыбнулся Изга так широко и открыто, что я не удержалась и по-детски скопировала улыбку в ответ. — Я слышу их голоса только в трансе. Вне измененного сознания они тоже, бывает, толкают под руку, но это редкость. Обычно они живым не докучают. Половина рассказов о домовых, барабашках и полтергейстах — выдумка.

— А вторая половина?

Шаман добрался до кишечника, и сохранять невозмутимый вид стало сложнее. Я морщилась, сопела и проклинала каждый неприличный «бульк» в животе.

— Вторая — нет, — ответил он, на мгновение оставив меня в покое. — Бывает, прицепится какая-нибудь сущность и мешает жить. Со стороны человек выглядит нервным, дерганым, злым без причины. Не до фильмов об Эмили Роуз, конечно, но приятного тоже мало. Тогда родственники идут к шаману.

— И ты становишься экзорцистом?

Он задумался. Мои аналогии ставили его в тупик. Да, я плаваю в мат. части, но нужно как-то встроить новые знания в старую информационную матрицу. Это единственный способ усвоить их. Соотнести непривычное с привычным.

— По сути да, — кивнул он, — я изгоняю злых духов. Мелких проказников выдергиваю бесцеремонно, а с ребятами посолиднее приходится договариваться.

У меня, наверное, глаза горели ярче потолочных ламп. Всегда заводилась, наблюдая, как работают профессионалы, а тут два специалиста в одном.

— Здесь болит? — спросил Изга и как-то особенно глубоко надавил.

— Нормально, — пискнула я, стараясь не стонать. — Терпимо.

Спорить и ловить меня на лжи он не стал. Я давно привыкла к своему экстремально низкому болевому порогу. Любой осмотр причинял дискомфорт, даже если я совершенно здорова. А после операции должно быть больно. К тому же синяки на животе никуда не делись. Не до бикини пока и пляжных фотосессий.

— Хорошо, ничего серьезного нет, — подтвердил Изга мои мысли. — Сейчас повязку поменяю.

Захотелось его поддеть. Не как в прошлый раз, а мягче.

— Я думала, ты меня все время будешь, как шаман, лечить.

Есть такой бзик у людей, увлеченных духовностью. Потусторонние силы казались всемогущими, а традиционная медицина ерундой. Таблетки — химия, прививки — зло, всевозможные терапии при онкологии — попытка злых докторов сократить жизнь. Только травы, только медитация.

Изга замер на мгновение, а потом дотянулся все-таки до саквояжа под диваном.

— Я бы хотел, но раз взялся за скальпель, то появились нюансы, которые нужно проверять постоянно, а не только в трансе. Как заживает шов, например.

Супер! Адекватность у нас на месте. Я окончательно расслабилась и позволила шаману побрызгать мою повязку бесцветной водичкой без запаха.

Повязка прилипала намертво. Не сползала с тела даже после душа, поэтому отклеить ее от кожи был тот еще фокус. Изга забрызгал края хлоргексидином и осторожно поддел ногтем уголок. Ирина терпела ровно две секунды, потом зажмурилась. Не стонала, но шаман видел, как ей больно. Что-то не так. Руки сами замерли, прекращая пытку. Под повязкой в том месте, где к коже прикасался клей, появилось раздражение. Вчера еще не было, а сегодня характерная краснота и припухлость.