Вскоре я выбрался на дорогу. Мимо меня, ослепив на секунду фарами, проехал джип. Из опущенного окна звучала музыка.

«Нормально. Всё идёт нормально», — уговаривал я себя.

Впереди показался дом Макса, огороженный высоким забором. Неплохо было бы навестить своего приятеля. Может быть, он поможет мне понять, что на самом деле происходит. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.

Я нырнул в знакомую дырку, которой пользовался и раньше. Во дворе было темно. Лишь возле гаража горел фонарь. Все окна в доме оказались неосвещёнными.

«Видимо, все уже спят», — подумал я, вытирая пот со лба.

В этот момент совсем рядом с собой я услышал негромкое повизгивание. Повернувшись, я увидел Флэша, далматинца О’Коннорсов, наших соседей.

— Флэш! — окликнул я собаку.

Я был рад его видеть, ведь я знал эту собаку ещё щенком.

О’Коннорсы жили через улицу от нас. Когда они уезжали в отпуск, мы иногда брали Флэша к себе.

— Эй, Флэш, как поживаешь?

Собака вдруг остановилась в нескольких футах от меня и принюхалась.

— Эй, Флэш, — позвал я, опустившись на колени. — Привет, мой мальчик. Иди ко мне.

К моему удивлению, пёс опустил лобастую голову и угрожающе зарычал.

— Эй, ты чего, белены объелся? — Я испуганно вскочил.

Флэш зарычал ещё громче, обнажив острые клыки.

— Флэш, это же я!

Но собака, казалось, не узнавала меня. Оглашая окрестности яростным рычанием, далматинец приготовился к прыжку.

Я метнулся в сторону, но, потеряв равновесие упал на траву.

Последнее, что я увидел, — это красные глаза и блестящие острые зубы.

Не переставая рычать, Флэш прыгнул на меня и вонзил клыки в мою руку.

Ну что за наказание!

Издав вопль боли и отчаяния, я попытался сбросить с себя Флэша. Но собака была слишком тяжёлой и сильной. Ухватив далматинца за шею, я попытался оторвать его от себя. Ещё секунда, и его клыки вцепятся в моё горло.

И вдруг пёс отчаянно завизжал. Его красные глаза помутнели. Он неуклюже скатился с меня и, широко разинув пасть, жалобно заскулил. Это была мольба о помощи.

Я с трудом поднялся на ноги. Повреждённая рука кровоточила.

И тут я увидел, что белая шерсть на шее Флэша начала темнеть и выпадать, обнажая кожу, на которой отчётливо выделялись следы, оставленные моими пальцами.

Флэш задыхался. Из разинутой пасти вывалился красный язык, глаза неестественно выпучились. Пёс смотрел на меня с невыразимой мукой.

Шерсть на теле обвисла и начала осыпаться неровными клоками.

— О–о–о! — из моего горла вырвался крик ужаса.

Собака меж тем завалилась на бок и, подрыгав лапами, вскоре замерла.

— Нет! — Опустившись на колени, я попытался прижать собаку к себе. — Флэш! Флэш!

Но под моими пальцами кожа собаки начала отслаиваться вместе с мясом.

Я отшатнулся и стал лихорадочно вытирать руки о джинсы.

Теперь кожа и мясо собаки полностью осыпались, обнажив освещённый луной скелет. Безглазый, отливавший серебром череп собаки представлял собой жуткое зрелище. Казалось, её провалившиеся глазницы беззвучно вызвали о помощи.

Неужели это сделал я?!

Мысль об этом была нестерпимой.

Нет. Я не хотел, чтобы это продолжалось. Зажав уши ладонями, я бросился бежать, не разбирая дороги.

Предсмертный вой собаки всё ещё звучал у меня в ушах. Мне хотелось укрыться от него, но он преследовал меня по пятам.

Не знаю, сколько времени прошло. В какой–то момент я понял, что нахожусь в центре города, на Родео — Драйв. Все большие супермаркеты были уже закрыты, лишь кое–где светились окошки забегаловок.

Я был весь мокрый от пота, волосы растрепались, рубашка прилипла к телу. Грудь нестерпимо ныла, каждый вдох давался мне с трудом.

Я прислонился спиной к какой–то двери и обвёл взглядом улицу. Она показалась мне такой же, как обычно: те же дома, магазины, рестораны…

Отойдя от двери, я вдруг услышал громкие крики. Сердитые, взволнованные, яростные. Они доносились со стороны Уиллширского бульвара, находившегося в квартале отсюда.

Я пересёк улицу и быстрыми шагами направился к месту, откуда раздавались крики. Вскоре я очутился на небольшой улице, на которой располагалась масса маленьких магазинчиков и киосков. Все они сейчас были закрыты. Я свернул и увидел странную картину: трое полицейских окружили молодого человека. Двое из них крепко держали парня за руки, а третий стоял прямо перед ним, мешая мне его рассмотреть.

«Что здесь происходит?» — подумал я.

Спрятавшись за стволом пальмы, я стал наблюдать.

Форма полицейских напоминала скафандр космонавта. Я никогда такой раньше не видел. Это показалось мне очень странным.

— Кажется, одного поймали, — сказал один из полицейских.

— А ты уверен, что это пришелец? — неуверенно заметил другой. — Мне лично не приходилось с ними встречаться.

— Мне тоже, — признался его собеседник. — Всё же надо действовать потише, иначе во всём городе возникнет паника, а нам это ни к чему.

Короткими пробежками, стараясь держаться в тени, я приблизился к месту происшествия. Примостившись за стволом другой пальмы, я повёл наблюдение с более близкого расстояния.

Наконец мне удалось разглядеть лицо молодого человека. У него были длинные светлые волосы и широко раскрытые голубые глаза. На одной руке я заметил татуировку.

Парень пытался вырваться, но полицейские держали его мёртвой хваткой. Он извивался, раскачивался из стороны в сторону и орал во всю силу своих лёгких, запрокидывая голову.

— Я не пришелец! Вы ошиблись! Обознались! Схватили не того человека!

Но было понятно, что полицейские не верят ни единому слову.

— Успокойся, парень, — увещевал один из копов. — Побереги силы.

— Зачем так дёргаться? — усмехнулся другой. — У тебя осталось слишком мало времени.

— Расслабься, — посоветовал третий.

Вместо этого несчастный из последних сил рванулся вперёд, яростно вопя.

По–видимому, это усилие застало державших его копов врасплох, и парень вырвался из лап своих мучителей. Но ненадолго. Две пары сильных рук снова заграбастали его и сорвали рубаху.

Один из полицейских вскрикнул, другой закрыл глаза и отвернулся.

Я с изумлением смотрел на открывшуюся голую грудь парня. Сквозь неё можно было рассмотреть, как бьётся его сердце, как, переваривая пищу, работает желудок. В венах пульсировала синяя кровь, а в хитросплетении кишок перемещалась какая–то серая масса.