Начальник секретной службы, кажется, успел кругом подстраховаться. За входом во второй подъезд дома по адресу Энтузиастов, 14 ведется круглосуточное видеонаблюдение, картинка передается прямо в резиденцию президента, на монитор, за которым постоянно следит сотрудник охраны. Петрович может в любой момент сам убедиться: все нормально. Если Букин захочет выйти в город, с ним в зоне видимости будет находиться охранник из ФСО — Петровичу в последний момент удалось убедить президента согласиться хотя бы на такую опеку. Пока не видно оснований для беспокойства. Миллионы граждан нашей страны живут без подобных предосторожностей, и ничего страшного с ними не происходит. С большинством, по крайней мере.

Поездка в Беслан 1 сентября теперь волновала Петровича гораздо меньше. Что бы ужасного там ни случилось, это случится не с Владиславом Владиславовичем Букиным. Главное, что президента страны удалось вывести из-под удара. Все остальное поправимо. Не забота начальника службы безопасности объясняться с общественностью, если начнут появляться фантастические версии о том, что в Беслане «царь был не настоящий». В подобных домыслах и так недостатка нет.

Но тягостные предчувствия не покидали Петровича. Он опять глубоко вздохнул и тряхнул головой, будто освобождаясь от наваждения. Эк его колбасит, отмечал про себя Пронин.

* * *

Букин тонко поступил, дав своему другу подборку материалов по теракту в Беслане. Это напоминало исповедь — сухую исповедь на языке фактов. Что было в подборке? Выписки из материалов уголовного дела, стенограмм заседаний суда над выжившим террористом. Характеристика «так называемых общественных организаций», работающих в Беслане, а также справка, какие мутные источники их финансируют. Строились прогнозы, как тема теракта будет использоваться черными технологами на президентских выборах в 2008 году и в будущем против Владислава Владиславовича — беззастенчиво будет использоваться. Строго говоря, ничего сверхсекретного в папке не было. Однако события в Беслане трехлетней давности выглядели несмываемым пятном на блестящей карьере Букина, несомненно — его незаживающей раной, которую его враги, как он предполагал, будут бередить до бесконечности. Материалы подбирались даже с чрезмерной дотошностью. «Уж не сам ли Влад составлял подборку?» — мелькнула догадка у Пронина.

Георгий Васильевич не следил за тем, как проходил судебный процесс в Беслане. Он не читал стенограмм заседаний. Поэтому многое в подборке, переданной Букиным, его действительно поразило. Он с удивлением читал показания сотрудников спецслужб. Это же ужас, что они рассказывали публике! Все тонкости оперативной игры силовиков с террористами как на ладони. Как ведутся переговоры с бандитами, как устанавливают их личности, как работают с их родственниками, как принимают решения о штурме и так далее, и так далее. Да это же готовое пособие по захвату заложников! Такое могли рассказывать только люди, которым кричат из зала:

— За что ты убил наших детей?

— Почему ты не застрелился? Офицер!..

Бывший разведчик Пронин не сомневался, что эти ценные сведения уже сброшюрованы и доставлены в центры подготовки террористов.

Однако вот ведь парадокс: беспрецедентная открытость суда не столько снимала вопросы, сколько порождала новые; плодились слухи, подчас фантастические. Чем больше тайн операции раскрывалось, тем меньше верили люди официальному расследованию. Влад, очевидно, был глубоко уязвлен. Пронин его понимал. Однако Георгий Васильевич был уже наполовину гражданским человеком, бизнесменом, успевшим понаблюдать власть со стороны. И он понимал другое: человек не станет верить врачу, если у него нет возможности обратиться к другому врачу. В этом вся суть. И тут власти не на кого пенять, кроме как на саму себя. Официальному расследованию — даже скрупулезному, беспрецедентно открытому — не поверят, если людям кажется, что оно единственное, что блокированы другие расследования. Сделав государственными 90 % СМИ, государство добилось того, что ему не верят. Букин — создатель пресловутой вертикали власти, и он в данном случае — ее жертва…

Однако это дебри, в которые сейчас неуместно залезать, осадил себя Георгий Васильевич. Главное, что Влад не может завершить свой второй президентский срок, не залечив рану Беслана. Эти материалы — сдержанная просьба о помощи. А по-другому просить о помощи он не умел.

— Да, все это печально. Хотя Влад и сам во многом виноват…

Георгий Васильевич последнюю фразу произнес вслух.

— Что? Я не расслышал.

Все Петрович расслышал и обо всем догадался. В нем вместе с нервозностью росла антипатия к Пронину. Георгий Васильевич это чувствовал. Еще немного — и антипатия превратится в сильную неприязнь. Совсем некстати, учитывая, какой трудный день им завтра предстоит.

— Те, кто втягивает жертв Беслана в политику, конечно, редкие гниды, — сказал Георгий Васильевич примирительно.

Петрович снисходительно кивнул. И добавил, тщательно подбирая слова, чтобы не показаться слишком пафосным:

— При всех жертвах в Беслане… при всем том бардаке… за то, что бандиты оттуда не ушли, Владу надо памятник поставить при жизни. Тогда здесь был сумасшедший дом. Предлагались разные варианты. А Влад сказал: это надо прекратить раз и навсегда. Иначе они нас затерзают. Они убивают наших людей, а мы им предлагаем миллионы и самолет в теплые страны? И он оказался прав. Больше не было бесланов. Беслан — это победа, а не поражение.

Георгий Васильевич не мог не поблагодарить судьбу за то, что это не он три года назад — возможно, сидя в этом самом кресле — решал, как поступить с бандитами, захватившими в заложники тысячу с лишним детей и взрослых. Начальник службы безопасности посмотрел на загоревшийся экран мобильника и с тревогой поднес аппарат к уху. Через мгновение тяжелые веки Петровича поднялись, глаза выкатились из орбит. Его суровое лицо исказила гримаса:

— Влада похитили!

Глава шестая,

из которой следует, что сильные мира сего тоже бывают вынуждены «включать дурака»

Владислав Владиславович Букин не для того задумал эту, прямо скажем, рискованную операцию, чтобы в те немногие часы, когда он мог побыть самим собой (а самим собой он мог побыть, перестав быть собой), отсиживаться в квартире у своего двойника и смотреть по телевизору себя любимого. Иначе зачем было ему оставлять Москву, свою резиденцию? Зачем было становиться Прониным? Он хотел вкусить полной свободы и имел на высвободившиеся сутки разнообразные планы, которые, впрочем, поразили бы обывателя своей скромностью.

Обывателя — но не главу крупного государства, который вот уже восьмой год живет на положении «таракана в бронированной банке». Эти слова Владислав Владиславович сам употребил в одной из бесед с журналистами.

История сохранила огромное количество примеров того, как императоры, короли, президенты, римские папы и подобные им персоны предпринимали попытки почувствовать себя самыми обычными людьми. Просто скрыться в дальней комнате своей резиденции