поисковой скважины в том регионе стоило 1–2 миллиона долларов, Перетолчин бурил их 10 — 15 в году. Кроме того, «СеверОйл» продолжал тащить на себе оставшуюся с советских времен социалку — санатории, детские сады, спортивные команды и прочее. Григорий Захарович пользовался авторитетом в нефтяном сообществе и мог себе позволить некоторые чудачества.

До поры до времени никто из сырьевых олигархов на «СеверОйл» не посягал. Но бесконечно так продолжаться не могло. Такой сладкий нефтяной пирог — и принадлежал неизвестно кому. Ненормально.

В 1999 году в офисе «СеверОйла» в Усть-Аганске нарисовались два смуглых субъекта с портфелями, похожие на юристов. По манерам — причудливая смесь вежливости и наглости. Сказали секретарше, подчеркивая акцент: «Передай вызытки началныку». Вышедшему ненадолго Перетолчину сказали вежливо, уже без акцента:

— Григорий Захарович, мы к вам. Да, конечно, подождем.

Плюхнулись в кресла напротив двери в кабинет. Громко разговаривали, смеялись. «Ну что твой началнык? Скоро нас прымет?» Специалисты компании, сидевшие в приемной, недоуменно переглядывались: генерал был для них царь и бог, они не привыкли, чтобы в приемной так себя вели.

Секретарша зашла к шефу чуть не в слезах:

— Григорий Захарович, у меня уже нервы не выдерживают… Эти двое… в приемной…

Перетолчин связался с начальником службы безопасности «СеверОйла».

— Егорыч, что это такое: «Финансово-промышленная группа «Резонанс»? — спросил он, держа визитки перед глазами. — С чем она резонирует?

— По телевизору их ролик крутят. Уже давно.

— A-а, припоминаю. «Богатство России…» с ними будет как-то прирастать. А кто такие, если по-простому?

— Бандиты, Григорий Захарович. Гребут под себя все подряд. К вечеру постараюсь подробнее выяснить.

В этот момент из приемной донесся шум.

— Зови их, — сказал генеральный директор секретарше.

Если это действительно наезд — впервой, что ли? Он верил в свою харизму крупного руководителя, который умеет осадить разную шушару. Сейчас ребята поймут, что ошиблись адресом. Пусть поищут кусочек посъедобнее, на дворе не 1994 год.

Молодые люди держались вежливо, но ни в малейшей степени не напоминали просителей. Харизма Перетолчина на них не действовала. Цель их визита? Руководство «Резонанса» предлагает «СеверОйлу» войти в состав холдинга на правах дочернего предприятия. Конкретнее? Стандартные условия холдинга известны: его интересует контрольный пакет акций. Все остальное является предметом переговоров. Детали лучше обсудить в Москве.

— Мы самодостаточная структура, — попытался найти мягкую форму отказа генеральный директор. — Спасибо за предложение, но мы пока воздержимся.

Молодые люди хладнокровно выслушали формулировку нефтяника. Ясное дело, клиент будет упираться. Он только что вежливо предложил им убраться к черту. Прикинулся простаком, словно не понял, что предложение не простое, которое можно принять или отклонить, взвесив выгоду. Этот бронтозавр социализма ждет, что гости станут ему доказывать экономическую целесообразность вхождения «СеверОйла» в «Резонанс». Тогда надо его слегка полечить.

— «СеверОйл» — самодостаточная структура, вы сказали?

Гости подобрались и перестали улыбаться. Где намеками, а где прямым текстом они объяснили Перетолчину, что это не так, есть много способов перекрыть ему кислород. Нефть, которую он добывает, надо транспортировать по трубе. Ее нужно где-то перерабатывать. Лицензии на месторождения надо продлевать. Сбой на любом из этих звеньев подрубит его компанию на корню. Это не говоря о том, что он наверняка не слишком исправно платил налоги — недоимки за прошлые годы небось потянут на миллиарды рублей. Молодые люди остановились: надо ли продолжать?

Уязвимые места добывающей компании-одиночки вроде «СеверОйла» были указаны точно. Перетолчину ли их не знать? Он не хуже этих молокососов понимал, что в России самодостаточных структур нет и появятся они не скоро. Сильный при желании легко разрушит бизнес более слабого. И вот они пожаловали — более сильные.

— Сколько же мне предлагают за контрольный пакет акций?

— Это предмет переговоров. Одному вашему знакомому предлагали десять миллионов долларов. Он, правда, отказался.

Перетолчин почувствовал спазм в груди. Десять миллионов… Именно эту сумму предлагали его старому другу Круглову, руководившему компанией несколько меньшей, чем «СеверОйл». На рынке его пакет акций стоил в пять раз больше. Как доверительно рассказал ему Круглов, когда они парились в бане, и те десять лимонов предлагалось выплатить не сразу, а в несколько приемов в течение пяти лет. «Если доживу», — усмехнулся он.

Два месяца назад Круглов был расстрелян из автоматов в Москве по дороге из аэропорта.

Григорий Захарович старался взять себя в руки, но у него плохо получалось. Он с ненавистью и бессилием смотрел на посланцев хищного московского холдинга. Сказал только:

— В ваши годы, молодые люди, я кормил комаров в этих краях. Здесь в каждой скважине мой труд. Город я построил. А вы? Вы хотите все сразу. Для вас нефть — это только деньги. Деньги, которые не пахнут. Вы…

Из Перетолчина выходили не те слова, которые могли что-то изменить. Он много раз прежде говорил, что все, что имеет, нажил непосильным трудом в ущерб здоровью и молодости. Однако краем сознания нефтяной генерал не мог не понимать, что имеет несколько больше, чем реально заработал.

— Неужели все, кто вместе с вами кормил тогда комаров, теперь миллионеры? — ехидно поинтересовались гости. И продолжили: — Зачем так мрачно, Григорий Захарович? Вы же деловой человек. Понимаете: надо договариваться. Так что же передать нашему руководству?

— Я обдумаю наш разговор.

— До свидания. О своем решении мы просим вас позвонить в Москву вот по этому номеру.

В тот вечер Перетолчина увезли из офиса с сердечным приступом на «скорой».

Но Григорий Захарович был мужик упертый. Он решил в Москву не звонить, а когда гости появятся в Усть-Аганске вновь, упорно стоять на своем: «Подождем». Однако события развивались по иному сценарию. Его зам по экономике стал получать угрозы по телефону. У главного инженера сгорела баня на даче. Персонал компании стал нервничать. Перетолчин обращался в ГУВД с требованием найти злоумышленников, но милицейское начальство реагировало без огонька: «Ищем». И это местная милиция, которая кормилась из его рук многие годы! Ей вечно что-то нужно: транспорт, горючка, подарки к праздникам. А теперь даже с просьбами перестали обращаться. Все вокруг словно чувствуют: бывший столп общества зашатался. Каким способом — и столь стремительно — передается это знание? Слухи? Вряд ли только они. Некое знание свыше, заставляющее крыс покидать тонущий корабль. Загадка…

Что-то в жизни Перетолчина сломалось. И ведь главные неприятности впереди. А он бессилен что-либо изменить.

— Придется нам, Егорыч, ехать на переговоры в Москву, — сказал он начальнику своей службы безопасности. Они были знакомы много лет. Раньше Егорыч был начальником городской милиции, а когда вышел в отставку, Перетолчин взял его в «СеверОйл».

— Извините, Григорий Захарович, не поеду. Вы человек