– Но она их мать, – возразила Виктория. – Наверняка это играло большую роль.

– Не спорю, мисс, – сказала экономка, возвращая грелку к очагу. – Ох, что-то я разболталась, а вы, наверное, давно хотите лечь. Не знаю даже, что на меня нашло.

Виктория вежливо улыбнулась. Завтра днем она отправится в Глазго, а через несколько дней – в Лондон. От встречи с семейством Кендриков останутся только воспоминания. Ничего хорошего не выйдет, если она останется здесь, как бы ни думали Доминик, Алек или кто угодно.

Но во сне Викторию преследовало строгое и прекрасное лицо. Пронзительный взгляд голубых глаз корил ее за поспешное бегство от того, кто нуждался в ней больше всего на свете.

Виктория вскочила с кровати. Ей снилось, что она бежит по винтовой лестнице в башне – все выше и выше. Ее догонял преследователь. Вдруг вместо каменных ступенек ее ватные ноги нащупали землю, и мисс Найт очутилась на крутом склоне скалистого холма. Враг затерялся в тумане внизу, у подножья. Раздался жуткий, высокий звук.

Звук, который преследовал ее и сейчас. Нет, погодите, она его действительно слышала.

Кто-то играл на волынке!

В первый раз Виктория услышала звучание этого инструмента в Глазго, когда целый оркестр промаршировал мимо церкви, где она с Алеком находилась на воскресной службе. Вдохновенная интерпретация гимна «О, благодать» тронула ее до глубины души.

Но ничего трогательного и прекрасного в визге, раздававшемся за окном, не было. Наоборот – пожалуй, ничего ужаснее она в жизни не слышала, и что-то ей подсказывало, что это преступление над музыкой и инструментом совершали специально для ее ушей. Поспи Виктория чуть подольше, она выкрикнула бы в окно, что больше нет нужды прогонять ее отсюда, ни за какие богатства и рекомендации в Кингласе она не останется.

Но поскольку мисс Найт еще толком не отдохнула, да и не принято, чтобы приличные дамы кричали в окно на незнакомцев, она улеглась обратно в постель и накрыла голову подушкой. Звук в результате таких мер чуть затих, но недостаточно. Заснуть снова не удавалось. Оставалось только надеяться, что Арнпрайор или по крайней мере миссис Тэффи спустится и заткнет негодяя.

Спустя долгие минуты вой оборвался. Во дворе кто-то спорил, затем на замок опустилась тишина. Убрав подушку и уютно устроившись под шерстяным одеялом и атласным покрывалом, убаюканная мыслями о том, что завтра к этому времени она будет находиться в одной из спален особняка Алека в Глазго, Виктория погрузилась в сон.

Ночную тишину разорвало утробное гудение, отдаленно напоминающее звук, связанный с отправлением естественных потребностей. Виктория снова вскочила с кровати. Чтобы успокоить сердце, пришлось сделать несколько глубоких вдохов.

Набросив на себя накидку, она попыталась нащупать ногами тапки. Несмотря на тлеющий огонь в очаге, в комнате было темно и холодно.

– Ух! – Ударившись об одну из ножек кровати, Виктория стиснула зубы от боли. Встав на четвереньки, она принялась искать тапки, проклиная про себя каждого Кендрика, включая графа.

Наконец обувь была найдена. Виктория распахнула дверь в коридор, и тут же из соседней комнаты вышел Алек. Выглядел он угрожающе.

– Очевидно, это представление разбудило и тебя, – заметила она.

– Как же можно проспать такое чарующее исполнение «Побега королевы Мэри из Лохливена»!

– Боже милостивый, ты распознал в этих звуках какую-то мелодию? Впрочем, неважно. Кто вообще мучает инструмент в такой поздний час?

– А ты как думаешь? – прорычал Джилбрайд.

– Мистер Макдоналд?

– Он самый. Я спускаюсь, чтобы лично придушить его – если меня не опередит Арнпрайор. В первый раз именно он остановил Ангуса.

– Не ты?

– Я не успел и лишь наблюдал в окно, как граф настиг Ангуса и делал ему… внушение. Мне даже стало жаль старика. Впрочем, сейчас я не буду испытывать к нему ни капли сострадания.

– Как же я им не нравлюсь, если они пускаются на такие ухищрения, чтобы избавиться от меня.

Алек покачал головой:

– Да нет, близнецам, пожалуй, ты вполне по нраву. Они просто боятся гнева деда.

– Может и так, но вот Ройал уж точно настроен против меня.

– Ройал сейчас не настроен ни за кого-то, ни против кого-то. Он всегда и со всеми норовит так себя вести, и Арнпрайор, по всей видимости, уже понятия не имеет, как с ним быть. Ройал переживает из-за отставки и не знает, как жить дальше.

В сердце Виктории на миг пробудилось сочувствие.

– Он сильно хромает. Рана до сих пор причиняет ему боль?

– Наверняка. Он чуть не умер при Ватерлоо. Ему очень повезло, что он не лишился ног.

– Несчастный. В таком случае я готова простить его поведение. Но что касается остальных… даже Арнпрайор не очень-то уговаривает меня остаться.

Алек нахмурился:

– Поверь мне, Ник не хочет, что ты уезжала. Просто он…

Виктория коснулась руки кузена.

– Все в порядке. Продолжай. Со мной ты можешь поделиться.

– Он чувствует, что мы чего-то недоговариваем.

Ее сердце сжалось.

– Он тебе прямо сказал?

– Нет, но после ужина Ник устроил мне практически допрос об обстоятельствах твоего поспешного увольнения со службы у Уэлгейта.

– Плохо дело.

– Он также желал знать, почему Доминик так настойчиво рекомендует тебя.

– Что ты ответил на это?

– Я объяснил, что Доминик много лет знаком с семейством Найтов и давно помогает тебе находить выгодные предложения.

Сэр Доминик затратил немало усилий, чтобы скрыть внебрачное происхождение Виктории. Ее первый наниматель – богатый торговец – знал историю ее семьи и не заострял внимания на этом, однако многие в свете сочли бы происхождение мисс Найт исключительно скандальным.

– Как он отреагировал?

Алек сделал неопределенный жест рукой.

– Вроде бы нормально, но отсутствие рекомендаций от Уэлгейта не скрыть.

Виктория вздохнула:

– Нет, похоже, его светлость невзлюбил меня не меньше остального семейства.

– Наоборот, я уверен, он считает, что именно ты ему и нужна.

– Трудно поверить. – Она посмотрела в сторону окна, поскольку воздух сотрясался от все новых и новых звуков из волынки. – Если этот треклятый шум не прекратится сию минуту, клянусь, я раздобуду пистолет и пристрелю виновника, ну или, на худой конец, забью до смерти его собственной волынкой.

Джилбрайд рассмеялся:

– Слова, достойные чужачки. Я спущусь и… А, наконец-то.

Музыкант прервал истязание инструмента. Виктория оперлась о дверной косяк. Напряжение постепенно ослабевало.