внутри страны, отговаривая при этом пролетариат от каких-либо столкновений с правительством. П. Б. Аксельрод вынужден был отложить свою поездку на Стокгольмскую конференцию. Он считал, что «отказ пролетариата от международной борьбы за мир означал бы заключение мира без его участия и, следовательно, повлек бы за собой, прежде всего, ограбление слабейших последствиями империалистического мира»[141]. Мартынов в своем выступлении о текущем моменте назвал причинами нерешенности общенациональных задач продолжающуюся войну[142]. Именно с фактором войны следовало, по его мнению, бороться в первую очередь. На конференции была принята резолюция в интернационалистском духе, провозгласившая борьбу за всеобщий демократический мир.

На Объединительном съезде, проходившем 19–25 августа 1917 г., меньшевики-интернационалисты категорически отказывались принимать официальную политическую линию партии. Близки оказались позиции Церетели и Потресова, ставших в противовес линии Мартова. При обсуждении вопроса о коалиционном правительстве Мартов подчеркнул тесную связь российской и мировой буржуазии, мешавшей заключению мирного договора на демократической основе. 20 августа на вечернем заседании Объединительного съезда принимавший участие в обсуждении Р. Абрамович высказал интересное замечание о том, что русский империализм теснейшим образом связан с американским и английским империализмом. А действия российского коалиционного правительства свидетельствовали об усилении «союзнического империализма»[143]. П. Б. Аксельрод обвинил большевиков, призывавших к заключению немедленного сепаратного мира, так как подобный шаг означал бы огромные территориальные потери. Он призвал правительство бороться за мир в международном масштабе, а «не быть послушным орудием в руках Лондона и Вашингтона»[144]. Церетели, в свою очередь, сосредоточил внимание на двух понятиях, фигурировавших в дискуссиях: «сепаратный мир» и «сепаратная война». Он считал, что Россия не могла предъявлять ультиматумы союзникам, так как они прекрасно осознавали гибельность для страны постановки подобных условий[145].

22 августа обсуждение вопроса о войне продолжилось. С докладами выступили А. С. Мартынов, М. И. Либер и Н. Н. Су-ханов. Меньшевик-интернационалист Мартынов сделал ставку на созыв Стокгольмской конференции, но с тем непременным условием, что в ее состав должны были входить такие представители пролетариата, которые «не плетутся в хвосте империалистических правительств»[146]. Мартынов во многом декларативно призывал рабочих участвовать в борьбе за мир. В случае же неуспеха своей линии и победы империалистических тенденций, заключающихся в подписании сепаратного мира, меньшевики снимали с себя вину перед народом. Говоря об обороноспособности страны, Мартынов отметил необходимость разъяснения солдатам, что они должны бороться за скорейшее заключение мира на демократических началах. Суханов обвинил коалиционное Временное правительство в том, что оно ничего не сделало для достижения мира, не созвало конференцию для пересмотра союзных договоров. В свою очередь, Суханов подверг критике и деятельность Петросовета, который также не предпринял никаких действительных шагов в области внешней политики[147]. По мнению Суханова, следовало порвать с союзниками. Он указал на то, что если дожидаться помощи от союзников, то ее можно и не дождаться. Мартов, отвечая своим оппонентам справа, указал на то, что, несмотря на сохранение тайной дипломатии, представлявшей собой фактически центральный фактор российской политики, Россия должна отказаться от сепаратного мира. Он призвал и дальше под знаменами революции попытаться заключить всеобщий демократический мир[148].

24 августа на голосование было представлено три проекта резолюций по вопросу о войне и мире. Большинством голосов (96 против 72 при 5 воздержавшихся) была принята резолюция Либера, так как Суханов свой проект документа снял с голосования. Резолюция, озвученная Мартовым, не была поддержана. Суханов обвинил органы революционной демократии в недостаточной последовательности в деле защиты мира, что, по его мнению, дискредитировало русскую революцию в глазах европейской демократии и затруднило созыв Стокгольмской конференции, на которую интернационалисты возлагали большие надежды[149]. В заявлении группы 26 делегатов интернационалистов было указано, что они выступают против официальной линии РСДРП по внешнеполитическому вопросу, так как оборонцы фактически встали на путь оппортунизма и национализма, не связанного с решениями Циммервальдской конференции[150]. Таким образом, Объединительный съезд, формально сохранив РСДРП единой, помог уточнить стратегию и тактику партии, но в то же время на данном форуме линия Церетели – Дана постепенно стала утрачивать ведущие позиции. Связано это было с ухудшением положения внутри страны и за ее пределами. Декларативность резолюций «революционных оборонцев» становилась все более очевидной. Более того, в ситуации радикализации обстановки в стране подобная революционно-оборонческая линия не могла находить отклик в массах. Правый оборонец Потресов также не сумел достичь компромисса с данными течениями в РСДРП, хотя и выступил против Мартова в тандеме с Церетели.

3–5 октября 1917 г. на закрытом заседании ЦИК Советов снова рассматривался вопрос о мире и войне. Было предложено несколько проектов резолюций. Дан, занявший в РСДРП лидирующие позиции после отъезда Церетели и Чхеидзе на Кавказ, обосновал необходимость созыва межсоюзнической конференции для решения вопроса о целях войны и для выработки общей линии внешней и военной политики[151]. Цель российской делегации видели в настаивании на рассекречивании союзных договоров и составлении общей декларации союзных держав о начале мирных переговоров. В проекте резолюции Б. О. Богданова содержалась достаточно обстоятельная характеристика военного положения России. Он обрисовал опасности, грозившие стране из-за отсутствия должного внимания тыла к фронту. Ухудшающиеся условия на фронте приводили к необходимости отступления. Богданов подчеркнул, что «при таких условиях международное влияние русской революции падает с каждым днем и иссякает вера международного пролетариата в ее силы»[152]. Поэтому заключенный в настоящем положении мир являлся бы «миром за счет России»[153]. Подписанный на подобных условиях мирный договор мог привести, по его мнению, к подъему националистических и шовинистических настроений, к идее реванша и в конечном счете к реставрации прежнего строя[154]. Чтобы не допустить подобного развития событий, необходимо было поднять авторитет власти, провести военную реформу, изменить порядок комплектации личного офицерского состава, восстановить субординацию в армии. К этому в качестве обязательного условия Богданов добавил и необходимость проведения реформ внутри страны. Осуществление демократических преобразований до созыва Учредительного собрания должно было проходить под руководством Совета Республики. Свой проект резолюции внес и Мартов. Он призвал немедленно приступить к мирным переговорам, добиваться, чтобы «условия мира не означали насилия над народами России»[155]. Резолюция Мартова набрала 10 голосов, большевиков – 19 и Дана – 31 голос. Таким образом, принятая резолюция по вопросу войны и мира явилась своеобразной альтернативой по отношению к правительственному курсу. Позиция Дана стала постепенно смещаться влево.

10 октября 1917 г. в Совете Республики на совместном заседании комиссий был заслушан доклад военного министра генерала А. И. Верховского, который доказывал, что дальнейшее продолжение войны невозможно, так как