даже с тетей Лидой из второго подъезда про вас поспорила. Вы не знаете, кто такое «вековуха»?

– Это про меня так твоя бабушка выразилась? – невесело поинтересовалась Олеся, припоминая пожилую даму, грузную и с мрачным выражением на лице, с которой иногда сталкивалась у мусоропровода.

– Что-то обидное, да? Нет, это не баба Аня сказала, она наоборот про вас сказала: что вы еще молодая, и жизнь свою устроите. А тете Лиде сказала, чтобы она лучше смотрела за собой, а не за другими. А что такое «вековуха»? Ой, я забыла: меня Настей зовут. А вас – тетей Лесей, да?

– Да, – проговорила Олеся. – Вековуха – это, которая никак замуж выйти не может. А я побывала.

– Разведенка, стало быть, – со взрослой интонацией подытожила Настя, сочувственно вздыхая.

– Стало быть, разведенка, – согласилась Олеся. – А давай, Настя, мы с тобой вот как поступим: все расскажем твоей бабушке и попросим Ваниному отцу не жаловаться, а потом пойдем ко мне и твою принцессу починим.

– Думаете, дело выгорит?

– Не знаю. Но попробовать-то мы можем? Ты только вид соответствующий сделай. Сумеешь?

Настина бабушка, отворив дверь на звонок, почти не удивилась, увидав вместе с внучкой, шмыгающей носом, «вековуху» с третьего этажа. Сдвинув брови, сурово спросила у Насти:

– С качелей сверзилась и попу отшибла?

Не дожидаясь ответа, подняла голову на соседку:

– Спасибо, Олесь. Я понимаю, что сама с ней гулять должна, мала она еще без присмотра по двору бегать, но мне Ванина гувернантка обещала присмотреть за обоими. Выходит, не досмотрела.

Оказывается, хулиганистый Ваня вовсе не дитё из неблагополучной семьи. Наличие гувернантки говорит о многом.

– В каком-то смысле не досмотрела, – миролюбиво улыбнувшись, ответила Олеся и принялась обрисовать ситуацию.

Недовольно сопя, баба Аня повертела в руках несчастного аликорна – или несчастную? – и передала игрушку Олесе. Сказала:

– Только ты, Олеся, мне свой номер оставь. Чтобы я могла эту непоседу домой к ужину загнать. Или сама справишься?

– Номер оставлю, конечно. А ремонтом мы недолго заниматься собираемся, полчасика, не больше. Игрушку я у себя еще сутки подержу, чтобы клей как следует схватился. Завтра после работы занесу.

– Тебе виднее, – пробурчала Настина бабка, намереваясь прикрыть дверь.

– А как вас по отчеству, скажите, пожалуйста? – задала торопливый вопрос Звягина.

Та удивленно на нее воззрилась:

– Не помнишь? Я же у вас, оболтусов, биологию преподавала, с пятого по девятый, а ты, как зовут меня, не помнишь?!

– Ильинична, – шепотом подсказала Настя.

Олеся развела руками:

– Анна Ильинична, я ведь сюда переехала недавно. И в школу в другом районе ходила. А если бы ходила в вашу, не забыла бы вас точно.

– Это по какой причине? – подозрительно взглянула на нее соседка.

– Все помнят своих школьных учителей.

– Но не все вспоминают, – угрюмо произнесла баба Аня. – Я тебя спутала с кем-то. Не обижайся.

Ярко-малиновая блестящая звезда во лбу у принцессы Селестии получилась на славу, как будто так и было задумано. Они полюбовались делом рук своих, и Олеся отправила маленькую соседку к бабушке, и не закрывала дверь своей квартиры, прислушиваясь, до тех пор, пока не убедилась, что Настя, преодолев два лестничных пролета, позвонила в дверь Анны Ильиничны, встав на цыпочки, и та ей открыла и впустила.

Назавтра была пятница, и Олеся, придя из редакции на час пораньше, наскоро перекусив и переодевшись, собралась сразу подняться на четвертый, чтобы вручить отремонтированную игрушку своей новой знакомой – рог держался прочно.

Спохватилась, что не записала вчера Анны Ильиничны номер телефона, но тут же решила, что ничего страшного не произойдет, если она явится запросто и по-соседски, тем более не с пустыми руками.

Ее ждал сюрприз. Не успела она дотянуться до кнопки звонка, как дверь начала плавно раскрываться. Звягина поспешила сделать шаг в сторону и назад, чтобы пропустить темноволосого короткостриженого верзилу ростом не менее метр девяносто, одетого в джинсы и белую рубашку-поло, который смотрел себе под ноги, а вовсе не перед собой, то есть – не на Олесю. И тогда она тоже посмотрела вниз и увидела, как между джинсовой штаниной верзилы и дверным косяком протиснулся курчавый пес шоколадного окраса. Вырвавшись наружу, он принялся весело скакать по лестничной площадке, подтявкивая – судя по всему, в предвкушении прогулки.

Верзила ловко схватил его за ошейник и прицепил поводок. Питомца это нисколько не огорчило, он продолжал радоваться жизни, виляя короткой метелкой хвоста.

– Здравствуйте, – произнесла вежливая Олеся.

Пес вспомнил службу и грозно тявкнул.

Мужчина, которому на вскидку можно было дать лет тридцать шесть-тридцать восемь, выпрямился, увидел игрушечного аликорна в ее руке, улыбнулся. Улыбка у него была широкая, а взгляд прямой, хоть и несколько напряженный. Проговорил собаке: «Свои, Плюха, это свои», а потом сказал уже Олесе:

– Вы Олеся. Та самая добрая самаритянка, которая спасла мой кошелек и Ванькину задницу. Приятно познакомиться, Максим.

Он протянул ей широченную ладонь, и Олеся, протягивая в ответ свою, отчаянно жалела, что сейчас на ней старенькие спортивные штаны с выпуклостями в районе коленок и видавшая виды футболка, а не, допустим, облегающий топик и шорты, позволившие бы новому знакомому оценить красоту ее форм, стройность ног и бронзовый загар кожи.

Она засмущалась, разозлилась и ляпнула:

– Если по притче, то в ней фигурирует добрый самаритянин. А самарянка, она, вообще-то, до поры, до времени блудливая была. Пять мужей имела, да и последний не был ей муж. Не думаю, что вы сделали мне комплимент.

– Вот те на. И откуда сведения? – заинтересованно спросил верзила, ничуть не смутившись и не удивившись.

– Евангелие от Иоанна. Какая глава, не помню.

– А… – понимающе протянул Максим. – С первоисточником не знаком, мое упущение.

– Да я и сама… толком его не знаю, – сказала Олеся и, набравшись смелости, спросила: – Вы Насте приходитесь родственником?

– Настюхе я прихожусь папкой.

И снова улыбнулся.

Смотрела бы и смотрела на него. Вот засада…

Если бы у Олеси был старший брат, то он был бы именно таким. Сильным, добрым, но не ко всем. А еще веселым, ловким, справедливым… И всегда готовым прийти ей на выручку.

Из глубины квартиры послышался недовольный голос:

– Максик, ты чего дверь держишь открытой? Хочешь, чтобы к нам крыса забежала?

– Какая крыса? – удивленным шепотом спросила Олеся Настиного папку.

– Мам! Олеся спрашивает, какая крыса? – гаркнул он, не отворачивая головы.

«Ах ты… паршивец!» – мысленно возмутилась она этакой подставе и тут же передумала зачислять соседа в воображаемые старшие братья.

– Что за Олеся? – громовым голосом поинтересовалась Анна Ильинична, выступая на полшага из-за двери. – Ах, Олеся… – проговорила она, увидев соседку. – Ты