Правительство РСФСР, даже и в условиях гражданской войны, оказывало ТСР возможную помощь: в июне 1918 года были посланы в Ташкент 70 млн руб., а из Царицына доставлено 115 вагонов хлеба. Летом 1918 года ТСР превратилась в подобие острова, оказавшись отрезанной от центральной части России кольцом фронтов. Из России прекратился подвоз хлеба, керосина и других необходимых товаров. Около продовольственных лавок круглые сутки в очередях-хвостах толпился народ. Хлеб, крупа и другие продукты отпускались аптечными дозами. За отсутствием керосина во всех учреждениях, больницах, школах и квартирах жгли хлопковое масло в жестяных и стеклянных коптилках. Начался разгул преступности. Зрели политические заговоры, ставящие целью свержение советского режима, в том числе и при поддержке иностранных государств. По границам и внутри страны формировались и действовали диверсионные группы.

В таких условиях правительство ТСР уделяло основное внимание вопросам обороны. Созданная Красная армия насчитывала к лету 1918 года 8 тысяч человек; кроме того, существовали красногвардейские отряды и партийные дружины. Внешние тяжелые обстоятельства окружения республики способствовали росту недовольства среди населения Ташкента, в том числе и среди рабочих, являвшихся основной опорой советской власти. К концу 1918 года стали складываться напряженные отношения между фракциями коалиционного правительства в Ташкенте – левыми эсерами с одной стороны и большевиками, с другой.

…Надежды Валентина Феликсовича на выздоровление Анны Васильевны в здоровом климате Ташкента не оправдывались. Она слабела, больше лежала, лишь иногда вставала с постели и кое-как ходила по дому, но ни готовить, ни убирать уже не могла. Из больничной кухни приносили обед – квашеная тухлая капуста плавала в мутной воде. Лечил Анну Васильевну доктор М. И. Слоним (1875–1945), лучший терапевт города, имевший богатую частную практику, особенно в высших сферах. Человек добрый, он пытался поддержать больную не только лекарствами, но и усиленным питанием: от своего стола посылал довольно богатые по тем временам обеды. Помогали продуктами и некоторые другие сослуживцы главврача. Но все это не приносило большой пользы, так как Анна Васильевна раздавала пищу детям, а сама сидела на той же капустной похлебке, что и муж.

Особенно критично развивались события в Ташкенте зимой 1919 года, с ее неожиданными необычайно суровыми морозами. Для спасения от холода повсеместно вырубались фруктовые и декоративные деревья; на улицах и площадях собиралось все, что только можно было бросить в домашнюю печурку…

«Кошмарные дни» – так назвали современники 18–21 января 1919 года, и такими эти дни вошли в историю города и страны. Речь идет о мятеже, организованном военным комиссаром Туркестанской республики К. Осиповым, объявившим себя военным диктатором. Под его командованием мятежники 18–19 января захватили бо́льшую часть города, в том числе помещения милиции и ЧК, несмотря на оказанное его сотрудниками отчаянное сопротивление. По приказу Осипова за казармами мятежного 2-го полка безжалостно расстреливались арестованные комиссары, попавшие в плен солдаты и рабочие, выступившие в поддержку прежней власти. В городе повсеместно расклеивались воззвания с сообщением о падении советской власти.

Обстановка в городе становилась угрожающей: звучали ружейные и пулеметные выстрелы, нередко над больничным двором свистели пули, время от времени бухали орудия. Стены больничных корпусов, как оспой, покрылись пулевыми шрамами. Во время одной из таких перестрелок ранило в бедро операционную сестру С. С. Велецкую. В другой раз пуля просвистела у самого уха главврача.

Однако, несмотря на первоначальный успех, мятежникам не удалось захватить арсенал в железнодорожных мастерских и Военную крепость, где хранилось значительное количество оружия и боеприпасов. Сюда стали стягиваться отряды рабочих, железнодорожников, красногвардейцы. Начат был обстрел шестидюймовыми гаубичными снарядами штаба восстания в казармах 2-го стрелкового полка, продолжавшийся без перерыва двенадцать часов.

20 января мятеж был подавлен. Город постепенно очищался от восставших. Ближе к вечеру они были оттеснены к окраинам, некоторым удалось бежать из города по Чимкентскому тракту.

За время господства мятежников в городе были расстреляны и убиты в бою 35 человек из числа сторонников советского правительства, в том числе 14 комиссаров. Их трупы, изуродованные до неузнаваемости, собирали по всему городу: в ямах, сорных ящиках и арыках. 26 января в парке Федерации при многотысячном митинге состоялись похороны павших. В братскую могилу под звуки похоронного марша и орудийного салюта 35 гробов опустили в братскую могилу[53].

Сам архиепископ Лука в своих воспоминаниях характеризовал эти события как междоусобную борьбу: «В 1919 г. в городе происходила междоусобная война между гарнизоном ташкентской крепости и полком туркменских солдат под предводительством изменившего революции военного комиссара. Через весь город над самой больницей летели с обеих сторон во множестве пушечные снаряды, и под ними мне приходилось ходить в больницу. Восстание Туркменского полка было подавлено, началась расправа с участниками контрреволюции»[54].

Конечно, для ташкентских обывателей, не вовлеченных в военно-политические перипетии, вооруженное противостояние воспринималось как непонятный, кошмарный, тягостный факт. Беспорядочная и безостановочная стрельба… Трупы на улицах города… Кровь, страдания, стоны раненых… Беззащитность, голод, неопределенность судьбы каждого… Все это с еще большей силой проявилось в дни суда победителей над восставшими. Участников сопротивления советской власти и им сочувствующих сводили в огромное помещение железнодорожных мастерских. Здесь над ними вершился скорый суд. На разбор каждого дела отводилось не более трех минут, приговор обычно был один – расстрел. По некоторым данным осуждено было 350 человек.

В эту человеческую мясорубку оказался втянут и Войно-Ясенецкий. По доносу недоброжелателя он был арестован вместе с одним из своих молодых коллег и препровожден в железнодорожные мастерские. Как отмечают в своих работах некоторые исследователи, донос содержал информацию о том, что Войно-Ясенецкий укрывал у себя на квартире тяжело раненного белого офицера. По тогдашним законам военного времени такой факт, безусловно, рассматривался как преступление, контрреволюционное деяние с соответствующей мерой наказания[55].

Они просидели в ожидании «суда» сутки. Валентин Феликсович и в этой трагической ситуации оставался совершенно невозмутимым. На тревожные вопросы коллеги: «Почему нас не вызывают? Что это может означать?» – отвечал: «Вызовут, когда придет время, сидите спокойно». Поздно вечером в этом «зале смерти» появился местный видный партиец. Он узнал хирурга, удивился и расспросил, что случилось. А спустя пару минут вручил врачам пропуска на выход. Вернувшись в отделение больницы, главный врач распорядился подготовить больного к очередной операции, которая чуть было не сорвалась из-за его неожиданного ареста. Встал к операционному столу, как будто ничего не случилось.

Арест мужа, волнение и пережитые муки неизвестности, страхи за судьбу семьи тяжким грузом душевного потрясения легли на ослабленную болезнью Анну Васильевну. Нервы ее были напряжены, болезнь прогрессировала. Более она не вставала с постели.

Прошедшие весна – лето 1919 года не принесли изменений. Анна угасала. К началу ноября стало очевидно, что