И где‑то пониже живота.

Она пыталась не обращать внимания на влечение, которое чувствовала, но у ее гормонов были тайные планы. Тара изо всех сил старалась не смотреть на него, как вдруг почувствовала, что ей хорошо. Действительно хорошо. Тут было что‑то еще. От его присутствия в комнате становилось уютно.

И, черт возьми, он умел извлекать из этого выгоду.

На кухне аппетитно запахло, раздавалось шипение и треск масла. Еще чуть‑чуть, и она захлебнется слюной.

— Так что там насчет сюрприза для меня?

— Т‑с‑с, — прошептал он и, прежде чем она смогла что‑нибудь предпринять, поднес бокал с вином к ее губам. — Просто стой здесь и отключи на пару минут свои мозги. Пять минут, Тара. А еще лучше сядь. — Он нежно опустил ее на барный стул. — Глубоко вдохни. — Он подождал, пока она наберет воздуха. — Хорошо. А теперь выдохни, только медленно. И повтори несколько раз.

Она посмотрела на него, но продолжала дышать так, как он сказал. Медленно. Вдох‑выдох. Она сделала глоток. Подышала. И черт бы ее побрал, но через пять минут она действительно почувствовала себя лучше.

— Это все вино, — сказала она.

Он вновь наполнил ее бокал и протянул тарелку с жареным цыпленком.

— От компании тоже многое зависит.

Тара посмеялась над его самоуверенностью, но взяла кусочек цыпленка. А потом простонала:

— Боже всемогущий.

Он улыбнулся.

— Ну как?

— О да. Это изумительно. — Она указала на него. — Впрочем, ты это и без меня знаешь, так что не задирай нос. Но давай еще раз по порядку. Что ты здесь делаешь?

— Я здесь потому, что твои сестры попросили меня об этом. А попросили потому, что ты человек, который стремится все держать под контролем и сквернословит, когда кто‑то делает что‑то не так, как задумано.

— Но я не… — возразила она и сделала глубокий вдох. Впрочем, так оно и есть. Она действительно человек, который пытается взять все под свой контроль. Еще один вдох. Еще глоток вина.

Его глаза смеялись, но она старалась не обращать на это внимания. Он снова занялся перестановкой специй.

— Ты мог бы не класть базилик и тмин так близко к огню, они от этого испортятся.

Она поднялась и подошла к нему, чтобы остановить, но вдруг оказалась неожиданно близко к его сильному телу. Это было так досадно — серьезно, неужели нельзя быть менее сексуальным? — что она даже забыла извиниться. На самом деле можно было и отпихнуть его, чтобы он не мешал ей на пути.

Он стоял словно скала, отказываясь сдвинуться с места.

— Все же испортится, — пробормотала она, стараясь дотянуться до базилика.

— Не все, — сказал он, нависая над ней.

Она прикрыла глаза и задрожала. Она не знала, сколько времени прошло, каждая ее клеточка помнила и ощущала его тело. Вцепившись в столешницу, она наклонила голову и, задыхаясь, произнесла его имя, в то время как его руки потянулись к ней.

Но вместо того чтобы обнять ее, этот высокий стройный засранец без каких‑либо усилий выхватил у нее базилик и уселся напротив нее.

— И мак начнет отвратительно пахнуть, если хранить не в холодильнике, — произнесла она.

Опустив голову, он понюхал ее шею.

— Не я, — беспомощно хихикнула она, — а мак.

— Ты права. Потому что ты пахнешь просто удивительно. Ты всегда так пахла.

О Бог мой! Ее колени вот‑вот подогнутся.

— Я пахну жареным цыпленком.

— М‑м‑м. Пальчики оближешь.

Ее пальцы, вцепившиеся в столешницу, побелели.

— Так почему мои сестры попросили тебя сделать это?

— Потому что я им предложил. Джекс тоже предлагал свою помощь, но в плане кухни он совершенно ущербный, так что они его сюда не допустили.

— Но я не просила помощи.

— Шутишь? — Он развернул Тару лицом к себе, на лице его было написано удивление. — Да ты скорее себе язык откусишь, чем попросишь о помощи. Это был сюрприз для тебя, Тара. Кухня, на которой можно начинать готовить прямо сейчас.

То, что Хлоя и Мэдди сделали это для нее, тронуло Тару больше, чем она могла вообразить.

— Кстати, я принес тебе противень для лепешек. — Форд махнул рукой в сторону барной стойки. — Мэдди сказала, что ты задумала печь лепешки, а подходящего противня у тебя нет.

Она посмотрела на противень и выдохнула от изумления. Это был чугунный противень от «Ле Крузе». Совершенно великолепный.

— Он великолепен, — прошептала Тара.

Форд продолжил:

— Поэтому за покупками лучше посылать меня. — Он пожал плечами. — Я знаю, что делаю.

Это была правда. Форд всегда точно знал, что делает.

— Просто я была удивлена, увидев тебя здесь, — сказала она. — Тем более что мы… что я…

— Ненавидишь меня, — сказал он мягко.

К горлу ее подкатил комок и ни в какую не хотел проглатываться.

— Я не ненавижу тебя, Форд. И никогда не ненавидела.

Какое‑то время он молчал, просто смотрел на нее, искорки в его глазах исчезли.

— Они доверили мне сделать это для тебя, — просто сказал он. — Так же как когда‑то ты доверяла мне. — С этими словами он засунул наушники обратно в уши и оставил ее, вернувшись обратно к своей кухне.

Она смотрела на его широкие плечи, сильную спину и понимала, что это не просто остаточная обида. Что‑то скрутило ее живот — скорее всего большой кусок унижения. Черт побери. Она могла быть кем угодно, но «абсолютная стерва» — это не про нее. Со вздохом она подошла к нему.

— Форд.

Никакой реакции: открыв еще один шкаф, он изучал пространство кухни.

Нырнув под его руки, она оказалась между ним и стойкой.

Он посмотрел на нее, и тут она поняла, что задержала дыхание. Совершенно неумышленно она оказалась в кольце его рук, и на нее нахлынули воспоминания.

Добрые, теплые, веселые, сексуальные воспоминания…

Даже будучи на тех самых каблуках, из‑за которых так возмущался Бойд, она едва доставала Форду до подбородка. Уже в семнадцать лет он был так же высок, но намного тоньше от недоедания и от того, что работал в двух, а иногда и в трех местах. Это было еще до того, как он занялся парусным спортом и сколотил состояние на любимом занятии. И кто бы сказал, что сейчас ему было плевать на деньги. Он мог свести ее с ума одним мановением пальца, но был слишком ленив даже для этого.

И все же его тело… было божественно. Он стал много крепче, удвоив мышечную массу и тестостерон. Но дело было не только в этом: из каждой поры его тела сочилась уверенность. Он готов был выслушать каждого, но ему определенно не было никакого дела до чьих‑то слов и суждений. Она перехватил его взгляд и судорожно вздохнула.