Конечно он знал о том, чем жил Ленинград сегодня, но одно дело знать, оставаясь пока сытым, и другое самому видеть. Оторванность от мира всё-же давала о себе знать.

14 ноября в нарушении всех циркуляров и приказов, прямо запрещающих использованье курсантов где бы то, ни было, кроме учебы, девять штурманов, в числе которых был и Банщик, получили приказ командира курсов взять недельный запас продовольствия, белые маскхалаты, лыжи, по одному шлюпочному магнитному компасу, и пешем порядком следовать на юг в распоряжение 88-го мостостроительного батальона в Осиновце. В батальоне им был зачитан приказ начальника тыла Ленинградского фронта о постройке военной автомобильной дороги номер 101 (102) по льду Ладоги от Осиновца до маяка Кареджи.

Весь батальон разбивался на девять отрядов. К отрядам временно приписывались девять штурманов и девять гидрографов. Задача была найти лёд толщиной достаточной для постройки военной автомобильной дороги. На Ленинград уже работали электрический кабель и топливо провод, проложенные по дну Ладоги от Кареджи до станции Ладожское озеро. На восточном берегу была построена, вдоль берега, железная дорога, дело стояло только из-за отсутствия дороги.

К вечеру задуло с востока почти пургой, и отряды лыжников ступили на обманчивую гладь озёрного льда.

Как же обрадовался Банщик маленькому брату своего буксирного друга — компаса, шлюпочному компасу. У него была даже подсветка масляной лампы. Он шёл во главе своей группы, гидролог и солдаты били лунки, постоянно замеряя толщину льда, а он прокладывал путь на Кобону и Лаврово, огибая с севера острова Зеленцы. Ветер дул довольно сильный и холод был ужасающий.

Его, кроме движения, согревал фитилек подсветки компаса. Сам компас представлял собой что-то типа детского ведёрка, внутри которого находилась подвеска, на которой и крепился собственно компас, резервуар, заполненный жидкостью из раствора буры в спирте, в жидкости плавала картушка с прикреплёнными магнитами, разделенная делениями на градусы и румбы, опирающаяся своим центром на тонкую вертикальную иглу. К самому ведерку крепилась лампа подсветки и всё закрывалось полукруглой крышкой со стеклом оконца со стороны штурмана. К ведёрку прицепили ремешок, который повесил на свою шею Банщик под белый маскхалат.

Идти предстояло более 30 километров осторожно, чтобы не упасть или не провалится под лед, опасаясь врагов с юга. Группы расходились немного к востоку-северо-востоку веером. Вскоре группа Банщика шла уже не видя соседей. К утру они, продрогшие, казалось навсегда, до самых костей, вышли к селению Кобона, где уже прямо на земле, иногда под дощатыми тентами, а иногда просто под брезентом или даже вовсе без укрытия стояли штабеля еды, снарядов, патронов, вещёвки и прочего нужного войне и людям Ленинграда добра. Неподалеку стоял эшелон под разгрузкой и сотни людей в военной форме и в гражданской одежде, как муравьи или рабы далёкого и жаркого Египта, таскали бесконечные грузы на берег Ладоги. Ни одна другая группа до восточного берега не дошла.

Передав кроки интендантам и мостостроителям на восточном берегу, следующей ночью, группа пошла назад. Опасение вызывала толщина льда к северу от островов Зеленцы, где ещё наблюдалась подвижка льда. Обратно группа добралась утром. Как только командир доложил о найденной трассе и сдал кроки, колонна из семи автомашин двинулась с восточного берега на западный и пропала. На следующий день пошла вторая подобная колонна и тоже пропала. Было решено 18-го ноября выслать с колонной опять группу Банщика.

Утром 18-го они отправились на восточный берег, где погрузились на сани конного обоза, без отдыха, вечером того-же дня. В первых санях сидел Банщик и они медленно двинулись на западный берег, оставляя каждые 5 километров группу заслона и обслуживанья дороги, прокладывая телефонный кабель прямо по льду озера. Все дни мела поземка и погода была на грани пурги. К позднему вечеру конный обоз с разведкой 88-го мостостроительного батальона прибыл на западный берег Ладоги. Но только 21 ноября в Осиновец прибыл первый конный обоз с 63 тонны муки. Для понимания ситуации вы должны знать, что Ленинграду было необходимо 1100 тонн муки в сутки.

Вот так и получилось, что вместо убийства врагов он стал спасителем многих и многих ленинградцев. Русский Солдат ребенка не обидит! За этот подвиг многие получили награды и признание, но только не Банщик. О нём просто забыли, так как он был «прикомандированным» на недолгий срок. О наградах он, полуседой молодой младший лейтенант, и не думал. Он думал о засолнечном грозном горизонте и мести. Пепел погибшей любви стучал набатом в его сердце и отдавался нестерпимой болью в груди.

Остров сокровищ

«Утро красит нежным светом.

Корпус яхты до киля.

Просыпается с рассветом,

Командир наш у руля.»

Сиплым басом пропел Борис Борисович Годунов мне прямо в ухо, мерзко расхохотался и, скалясь, протянул ко мне руки. И не руки вовсе, а кости скелета, и не лицо у него было, а череп с пустыми глазницами. И не Годунов это был, а уже невесомое белое облако, которое страшным грибом наземного ядерного взрыва стало подниматься далеко вверх, к синему небу.

Я вскочил на диване, пребольно ударившись головой о висящую над ним полку с книгами и пособиями по навигации в Балтийских водах.

— Приснится же такое! — подумал я, потирая ушибленное темечко, зевая и продирая глаза одновременно энергично помотал головой. Мрак и туман, чёрт возьми! Обалдеть до чего доводит интересная работа в неурочный час. Рубку заливал яркий солнечный свет, струившийся из иллюминаторов. Было тихо, одиноко, ласково плескалась вода у борта и только олуши и глупыши со своим мерзким Кяя! Кяя! Кяя! делали свое чёрное дело раз за разом пикируя на яхту с подветренной стороны.

— Кыш, пернатое отрепье! — Крикнул я в микрофон и динамик повторил голосом Годунова из сна мой крик души над палубой, чем вызвал интенсивное бомбометание у пуховых извергов.

— Придется всё мыть, однако. — запоздало подумал я, и решил в другой раз так не шутить.

Спустился в салон, соединяющийся напрямую с камбузом и повозился немного с кофеваркой гейзерного типа, я в ней всегда заваривал не противный моему духу бывшего сладкоежки горький кофе, а милый вкусовым рецепторам престарелого начинающего диабетика зелёный чай с веточкой мяты. Пока кофеварка ругала меня за несвойственную ей работу, я не стал слушать ворчание неразумного предмета камбузного оборудованья, а спустился ещё ниже и посетил все те места, что посещает старый кот утром, добавив к этому контрастный душ, энергичную работу