Его волосы были выкрашены в зеленый! Это было презабавно.

У нас тогда был волнистый попугайчик, и он был одного цвета с макушкой Джонни. Я не мог смотреть на него. Мне пришлось отвернуться. Я тогда чуть не умер, но что я мог сказать? Никогда не думал, что такое возможно. Джонни творил то, что находилось за пределами моего понимания!

Англичане очень чувствительны. Джонни был очень тихим и восприимчивым ребенком. Пока он рос, он выбрал для себя музыку, которая его полностью изменила. Предполагаю, что со школьными учителями у него были проблемы. У меня есть основания считать, что если учитель был очень агрессивным, то Джонни изрядно мотал ему нервы.

Как-то раз в воскресенье утром раздался звонок в дверь.

Я открыл ее и увидел на пороге кардинала, или кто там у них еще бывает, из католической церкви. Священник, архиепископ? Он был в красной шапочке, и я сначала подумал, что он еврей. Между нами состоялся следующий диалог:

– Доброе утро! Мистер Лайдон?

– Доброе утро. Он самый. А вы кто?

– Я кардинал.

Я пригласил его в дом, предложил чашку кофе, а потом он сказал, что хотел бы вернуть моего сына в школу. Сначала я не понял, что он имел в виду.

– Вы о чем? Его исключили? – поинтересовался я.

– Совершенно верно.

– Я ничего об этом не слышал, – честно признался я.

Идея отправить Джимми и Джонни в католическую школу оказалась провальной. Моего сына-подростка исключили из школы, он не посещает занятия в течение девяти месяцев, а я даже не в курсе. Я поблагодарил кардинала за информацию, взглянул на жену, затем на сына, и тогда Эйлин сказала мне, что ей не нравится эта чертова школа.

В любом случае Джонни никогда ни с кем не ругался. Я наблюдал за ним, пока он рос. Он был тихим ребенком, пока ему не исполнилось четырнадцать или пятнадцать лет. Вот тогда его и исключили. Он отказывался глотать то дерьмо, которым его пичкали. Он всегда говорил то, что думал, информируя напрямую: «Если вы не принимаете меня таким, какой я есть, то не принимайте меня вообще!»

Таким Джонни является и сегодня.

Если вам когда-либо доводилось видеть огромные строительные инженерные приспособления, то вы имеете представление о том, чем именно я управлял. Джонни помогал мне в работе, направляя кран так, чтобы я ни во что не врезался. Он справлялся с поставленной задачей на все сто. Однажды ему довелось работать на поле орошения. Работа заключалась в уничтожении крыс, а также в том, чтобы удерживать их подальше от кабины.

Мы управляли огромным драглайном[18] с ковшом. Он выглядит как кран, только управление в нем осуществляется ногами. Кабина такого драглайна больше, чем дом. Как только я выполнял маневр и выбрасывал ковш, Джонни направлял меня и контролировал одновременное снижение экскаватора. У меня есть фотография Джонни на крыше драглайна. Он умел управлять этой махиной не хуже меня.

Как-то раз пришлось нам выгребать отстойник. На первый взгляд он был похож на обычное поле, но чем глубже мы копали, тем больше убеждались, что внизу все кишит крысами. Они выбегали буквально толпами. У Джонни как у рукоятчика была задача отпугивать их. Он орудовал огромным острым крючком. Мы выбрасывали ковш, и в этот момент крысы начинали взбираться по тросу на вершину крана. А пока мы спускали ковш и копали почву, крысы бегали вдоль троса. Джонни их отпугивал, отгонял, уничтожал – делал все, чтобы они не взбежали по крану и не напали на меня. Если бы это произошло, они бы меня просто сожрали, поскольку мои руки и ноги были заняты управлением, и я не смог бы от них отбиться. Работенка была адская, но пока Джонни был на каникулах, он хотел подработать, ведь тех карманных денег, которые мы ему давали, не хватало, потому что ему было важно покупать записи. Поэтому я обеспечил ему подработку на тот период, когда он делал перерывы в учебе. Когда я управлял машиной, а Джонни был моим рукоятчиком, то часто бывало так, что я говорил ему: «Я пошел в туалет. Давай, вперед, управляй!»

Суть в том, что ноги на педалях удерживают ковш. Впереди шесть рычагов, вы пользуетесь локтями и вообще всем телом.

Я грузил ковш, после чего запихивал сына в кабину и оставлял его наедине с машиной. Он кричал: «Папа, папа, я тут погибну!»

Когда вы управляете таким краном, ваши мышцы постоянно напряжены. Икры становятся «железными», как у лошади. Джонни тогда было только четырнадцать лет.

«Папа, я сейчас сдохну от боли! Черт возьми! Мои мышцы!»

Но я просто пинал его ботинком по ноге. «Хватит ныть! – приговаривал я. – Давай, рули!» И пинал его, пока он не начинал управлять. Так Джонни всему и учился. Однажды у нас был случай, когда один парень схлопотал сердечный приступ во время аналогичной работы, но на другом кране. Он думал, что у него несварение желудка, но я знал, что это был инфаркт. Мы усадили его в столовой. Джонни был со мной, и я сказал ему, чтобы он пошел и поработал за парня на его машине.

«Но пап, я никогда…»

Я его не слушал. Я закрыл дверь и завел двигатель. Именно так я выработал в Джонни тот подход и к жизни, и к музыке, которым он сегодня известен.

Будучи очень смышленным, он поступил на учебу в колледж «Кингсуй», как и Сид В и шее.

Но Сид был другим. Ему не хватало внимания, и ради этого внимания он был готов абсолютно на все. Посреди занятия он мог внезапно полоснуть себя чем-нибудь острым, вам пришлось бы отвлечься от всего остального и посмотреть на него, на Сида, который ни петь, ни играть, ни делать что-либо еще не умел.

Сид и Джон учились вместе, но Сид откровенно хромал в учебе.

КЭРОЛАЙН КУН: Сид казался открытым, но очень уязвимым. Причиной тому было воистину мазохистское детство. В подростковом возрасте я была такая же, отрешенная от мира. Чаще всего молодые люди типа Сида неспособны противостоять взрослым, которые агрессивно ими манипулируют, и если ты остаешься в подвешенном состоянии из-за своей уязвимости и подверженности манипуляциям, это ведет тебя к саморазрушению.

ДЖОН КРИСТОФЕР ЛАЙДОН: Одежда и стиль всегда имели значение, даже если Джонни носил эту одежду немного иначе, чем остальные. Например, он ходил в школу с длинными волосами, однако учителя были категорически против этого: они были словно типичные сержанты-майоры, без конца отдававшие распоряжения, что и кому носить. Когда Джонни был маленьким, он носил в школу форменный блейзер[19], который ему очень не нравился. Позже, когда он уже стал известным, я и жена купили ему прекрасный костюм, в том числе рубашку с кружевом. Он сказал: «Мама, папа, так красиво, спасибо!» После этого он отправился наверх, чтобы надеть костюм, а когда спустился, мы увидели, что он порезал его от и до. Мы потратили целое состояние на этот наряд, а он просто срезал рукава с рубашки – все было порвано в клочья. Джонни выглядел как пугало. Он спросил: «Ну как? Что скажете?» Ручаюсь, что на тот момент, если бы у нас в полу была дыра, я бы провалился туда к чертям собачьим.