Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но не только понаехавшие тайно в Екатеринбург монархисты рассчитывали при случае освободить пленного царя, – сама семья была готова к похищению в любой момент и не упускала ни одного случая связаться с волей. Екатеринбургские чекисты выяснили эту готовность довольно простым способом. Белобородовым, Войковым и чекистом Родзинским было составлено от имени Русской офицерской организации письмо, в котором сообщалось о скором падении Екатеринбурга и предлагалось подготовиться к побегу ночью определенного дня. Записку, переведенную на французский язык Войковым и переписанную набело красными чернилами красивым почерком Исая Родзинского, через одного из солдат охраны передали царице. Ответ не заставил себя ждать. Сочинили и послали второе письмо. Наблюдение за комнатами показало, что две или три ночи семья Романовых провела одетыми – готовность к побегу была полной. Юровский доложил об этом областному Совету Урала»[24].
Ему вторит бывший чекист Исай Родзинский, давший в 1964 году интервью в Радиокомитете (отредактировано мною – Е.П.):
«– Расскажите нам о записке красными чернилами…
– А-а, которую я вел с Николаем переписку… Есть два письма, мною писанные на французском языке с подписью… “русский офицер”. Красными чернилами, как сейчас помню, два письма писали. На всякий случай решили затеять переписку такого порядка, что группа офицеров… приближается освобождение… сориентировали, чтобы они были готовы… И они действительно готовились по этим письмам.
Тут преследовались две цели. С одной стороны, чтобы документы о том, что готовились, по тому времени надо было, потому что черт-те в случае… Для истории по тому времени, на какой-то отрезок, видимо, и нужно было доказательство того, что готовилось похищение… Надо сказать, что никакого похищения не готовилось…
– Скажите, а имели отношение к этой записке Белобородов и Павел Лазаревич (Войков. – Е.П.)?
– Да, имели… Собирались мы обычно: Белобородов, Войков и я… Текст составлялся тут же, придумывали текст с тем, чтобы вызвать их на ответы. Войков по-французски диктовал, а я записывал, так что почерк там мой, в этих документах. Во второй раз, по-моему, два письма тоже передавали через одного во внутренней охране…
– Письма какие-нибудь оттуда были или нет?
– …Нет, оттуда не было писем никаких.
– Примерно за сколько дней были эти письма?
– За недельку, видимо, до этого, за недельку-полторы…»[25]
Родзинский сам говорит, для чего нужны эти письма: как доказательство того, что готовилось похищение, чтобы в случае чего… Случай пришел 17 июля, письма «офицера» уехали с курьером в Москву, как оправдание расстрела, и там осели. О них упоминает в своем очерке Быков.
«С приближением фронта к Екатеринбургу и местное контрреволюционное, “верное престолу” офицерство пытается завязать связи с царской семьей, усиливает переписку с Николаем Романовым и, главным образом, с его женой, проявляющей большую активность и непримиримость.
Вот одно из писем, которыми обменивались заключенные с заговорщиками, пытавшимися устроить в Екатеринбурге восстание еще в июне с целью освобождения Романовых.
“Час освобождения приближается, и дни узурпаторов сочтены. Славянские армии все более и более приближаются к Екатеринбургу. Они в нескольких верстах от города. Момент становится критическим, и теперь надо бояться кровопролития. Этот момент наступил. Надо действовать”.
“Друзья, – читаем в другом письме, – более не спят и надеются, что час, столь долгожданный, настал”…
Перехваченные с “воли” от романовских доброжелателей письма все подписаны большей частью словом: “Офицер”, а одно даже так – “один из тех, которые готовы умереть за вас, – офицер русской армии”».
Если «шедевры» екатеринбургских чекистов были именно таковы (да еще переписанные двадцатилетним чекистом Родзинским по-французски красными (!) чернилами), то неудивительно, что Романовы на них не отвечали. Но в качестве улики сии опусы годились. Кстати, Медведев еще глухо упоминает о какой-то офицерской организации, ликвидацией которой в ночь расстрела занимался как раз Родзинский.
«Ряд других данных, полученных Областным Советом, обнаруживал организацию, поставившую целью освободить Романовых, готовую ввиду близости фронта исполнить свое намерение».
И снова никакой конкретики: что за организация, кто в нее входил, каковы были ее силы?
Итак, что мы имеем? Можно было достаточно легко эвакуировать заключенных – хоть в Москву вывезти, хоть в пределах Урала. Но некие власть имущие люди как в Екатеринбурге, так и в Москве, решили иначе. Нам известны некоторые имена: Голощекин, Сафаров, Чуцкаев, Юровский, возможно, Свердлов, возможно, Крестинский. Мертвые Романовы этих людей устраивали, вывезенные в Москву – нет. Более того, поскольку никаких препятствий к эвакуации не было, создается впечатление, что неизбежная сдача Екатеринбурга – не более чем предлог, чтобы покончить с Романовыми.
Недели за две до казни местные чекисты начали фабриковать письма от неких офицеров-монархистов. Разные любопытствующие и истеричные личности вокруг дома Ипатьева бегали, но дееспособность их оказалась близка к нулю, поэтому чекистам пришлось самим подсуетиться. Исполнителям сказали, что решено проверить готовность Романовых к побегу. Так организаторы казни получили документы о подготовке побега, оправдывающие их перед Москвой.
15 июля все было решено, 16-го исполнено. 17-го утром Сафаров передает Воробьеву текст газетного сообщения и отправляет Белобородова на телеграф – отбить телеграмму в Москву. Речь пока идет о казни самого Николая. Однако что-то тормозится. Белобородов отказывается взять ответственность на себя, более того, сообщает Горбунову (а фактически Ленину) о том, что расстреляли еще и семью (о слугах не сообщает даже он). В Москве вопрос утрясается еще сутки, 18-го стороны приходят к некоему консенсусу. Дело сделано, кулаками махать поздно. Если привлечь к ответственности заслуженных большевиков за казнь Романовых, этого не поймут ни партия, ни народ.
Что оставалось правительству в Москве? Только прикрывать своих наломавших дров деятелей. Ленин изо всех сил старался, чтобы Советская Россия была похожа на нормальное государство. Страшно не убийство: убийство монархов, их жен, детей, доверенных слуг для Европы – дело обычное. Страшно признать уровень творящегося в стране бардака. И уж лучше выглядеть злодеем, чем показать, что ты не контролируешь собственную партию.
Поэтому Центр разделил ответственность с уральцами в 1918 году, прикрывал убийц царской семьи и после войны. Большевистский агитпроп наводнил революционный Урал огромным количеством монархистов, а впоследствии объявил монархистами даже эсеро-меньшевистское правительство КОМУЧа. Объяснения с точки зрения политики были совершенно смешными.
