на скуле возле правого уха. Это еще больше напрягло Лугатика. Полицейский казался битым зверем, он будто источал опасность. Смотрел исподлобья и молчал, смотрел и молчал. Мешковатый больше походил на простака, хотя своим парнем такого назвать тоже нельзя. Глаза на широком расстоянии, постоянно открытые, совсем не моргали. Губы большие, но не мясистые, и рот до ушей. Всегда мнится, что такой рот вмещает не тридцать два зуба, а все шестьдесят четыре. Мешковатый, как и щеголеватый, тоже безмолвствовал и смотрел. Под этими взглядами Володька почувствовал себя инопланетянином, его как будто готовились разложить на разделочном столе, чтобы изучить каждый орган. А кассир сбоку трещала, как пулемет, показывая на деньги Лугатика:

– Кривое зеркало, кривое зеркало. Полная тележка, полная тележка. Бумажные продукты.

Щеголеватый двумя пальцами, как бы брезгуя и фасоня одновременно, взял Володькины деньги, медленно повертел перед глазами. Пошелестел купюрами, ткнул под нос напарнику:

– Мудры, мудры слова Философа: не ищите в зеркале своего отражения, чтобы оно не убило вас.

– Да, – отозвался напарник, – мухи гадят днем.

Кассир вскинула руки, ее розовое платьице, которое с большой натяжкой можно было назвать платьем, задралось, открыло красивые длинные ноги и узкие стринги. Когда выгнула спину и сильнее наклонилась вперед, показала весь зад. Володька на мгновение забыл о том, что здесь происходило, восторженно поедая глазами девушку, не желая упускать ни одного движения ее тела. Та собиралась что-то добавить к ранее сказанному, но ее решительно опередила пафосная старушка, охотно вклиниваясь в разговор между полицейскими:

– Философ сказал: хрюканье свиньи выражает мысль, а ее рыло – красоту мирозданья.

Щеголеватый полицейский кивнул и недобро глянул на ухмыльнувшегося Лугатика, помахал купюрами, взял сотенную, расправил, поднес к глазам парня. Тот замер, не понимал, какого рожна ему показывали его деньги. Кассир в это время тонкими пальчиками изящно достала из кассового аппарата такую же сотенную и торжественно передала второму полицейскому. Под нос Володьке ткнули вторую купюру. Он пожал плечами, пробежал глазами по деньгам – деньги, как деньги, – собрался фыркнуть, но вдруг взгляд остановился. Что за чертовщина, вгляделся внимательнее. При беглом взгляде вроде бы одинаковые, а на самом деле разные. Даже не в зеркальном, а в перевернутом исполнении. Лугатик расширил глаза, вот те на, так и есть. И по мозгам заелозила догадка, стало быть, его купюры принимают за фальшивки. Ну и дела, кому скажи – не поверят, настоящие деньги в этом городке стали фальшивыми. Получается, его схватили как фальшивомонетчика. Никогда не рисовал деньги и вдруг оказался фальшивомонетчиком. Даже подумать не мог. И ведь этим олухам ничего не докажешь. Лугатик напряг мускулы, но сине-желтые охранники держали цепко, руки за спиной, не вырвешься. Кто бы мог подумать, что так запросто можно вляпаться! Ни на чем. Слинять бы с глаз долой, но, кажется, вряд ли удастся.

– Да это у вас фальшивки, – заорал он во все горло, и вены на шее вздулись, покраснел от натуги, как Малкин обычно краснел от смущения. – У меня настоящие деньги! – мгновенно забыл о голоде, какой голод, когда заваривается каша с двумя полицейскими. Затравленно втянул голову в плечи. Никого тут не убедишь в своей правоте. Надо бы уходить отсюда, но так скрутили, что и пробовать бесполезно. Цепкая хватка охранников опять начинала сжиматься.

– Мухи бьются о стекло, – почти женским голосом проговорил мешковатый полицейский, сгребая деньги Лугатика в свой карман.

– Философ сказал, – снова вклинилась старушка, вскидывая палец и крутясь на месте, – не верьте зеркалам, все они кривые, никогда не смотрите в зеркала, потому что в них вы можете увидеть себя. Увидеть себя в зеркале – страшно. – выговорила и назидательно добавила от себя. – Верьте только Философу, он никогда не отражается в зеркалах.

Вокруг одобрительно зашумели. А Лугатик удрученно подумал, что для него наступил настоящий кошмар. Охранники накинули ему на запястья наручники и вслед за полицейскими задом вывели из магазина на крыльцо. Вот дела, никогда не собирался пятиться, а пришлось. Полицейские попятились вниз по ступеням и потянули Володьку. А он перекинул взгляд на другую сторону дороги, высматривая автомобиль Катюхи. С крыльца увидал машину полицейских. Двери уже распахнуты, чтобы принять его. Володька машинально пробежал глазами по бамперу, заметил, что левое заднее крыло помято, краска содрана. Задергался, пытаясь сопротивляться. Знал, приятели наблюдают за магазином. Те действительно наблюдали из автомобиля. Насторожились, когда к крыльцу задом подкатило авто полицейских, а увидев теперь Володьку, поняли – засыпался, бедолага. Раппопет прогнал пальцы по пуговицам рубахи, как по клавишам гармошки, понял, что Лугатика надо спасать, что придется схватиться с полицейскими. Медлить нельзя, но у него будто заклинило, он не мог решиться отдать команду. Когда отправлял Володьку в магазин, никак не предполагал схватку с полицией. Не узнавал себя, словно в один миг превратился в мякиш. Малкин толкнул в затылок. И коснулся плеча Катюхи. Она надавила на педаль акселератора, машина пошла по газону, через дорогу под красный свет светофора. Перед крыльцом магазина резко затормозила. Лугатик был уже возле машины полицейских. Выбора не осталось, к Раппопету вернулся воинственный дух. Ринулся с Малкиным отбивать приятеля. Неожиданность дала результат. Полицейских раскидали. Кулак Раппопета отпечатался на затылке мешковатого. Тот, раскинув руки, бухнулся животом на асфальт. Малкин сбил с ног щеголеватого, удивившись, что получилось с одного удара. Обычно он больше вхолостую махал кулаками. Пока сине-желтые охранники задом спускались с крыльца на выручку полицейским, парни прыгнули в «Жигули», и Катюха сорвала машину с места. Щеголеватый, подхватываясь с земли, неловко зашарил рукой, выхватил из кобуры пистолет:

– Сюрприз, сюрприз! – выкрикнул дважды и дважды выстрелил вдогонку.

Лугатик отбил зубами барабанную дробь:

– Линяем, братцы, иначе за мордобой с полицией припаяют, мало не покажется. Ну и вляпались.

– Не догонят, – скривился Раппопет, снова чувствуя прилив сил. – Пупки надорвут, задом наперед катить за нами. Затеряемся, не найдут. Едем за город, отсидимся где-нибудь до ночи, браслеты с Лугатика сдернем, а потом вернемся за Карюхой. Не мы затеяли эти игры, но нам расхлебывать. Откуда нам знать, что у них тут свои правила? Не по-людски живут, не по-людски встречают, не по-людски обращаются. Итак, ищем, где пересидеть.

Так и решили. Катюха поехала по улицам города в обратном направлении к окраине. Но перед глазами все изменилось, дорога была иная, перекрестки, улицы, дома другие. Битый час тыркались в разные стороны, пока не убедились, что запутались, как в лабиринте. Город, представлявшийся небольшим, неожиданно оказался непреодолимой преградой. В глазах уже рябила его перевернутость. Лугатик на ходу рассказал о магазине, окончательно убил надежду на нормальный перекус. Невольно глянули на кастрюлю. Подумали об одном и том же, как будто от кастрюли потянуло