Джаред судорожно вдохнул. Его будто ножом пырнули: возмущение бестактным вопросом мешалось с леденящим страхом перед ответом. У Джареда руки задрожали. Потупившись, он постарался говорить спокойно, но собственный голос прозвучал странно.

– Два года. Это максимум.

– Мне очень, очень жаль! – Сиа не сводила с него глаз. – И вы с ним согласны?

Джаред передернул плечами, ненавидя ее жалость:

– По-моему, он настроен чересчур оптимистично.

Сиа слегка надула алые губки и проговорила:

– Разумеется, все в руках судьбы. Если бы не Годы Гнева, не великая война, не Протокол, даже ваше редкое заболевание наверняка вылечили бы много лет назад. Наука тогда на месте не стояла. То есть я так думаю.

Джаред уставился на Сиа, физически чувствуя опасность: у него даже щеки защипало.

Королева вздохнула, налила вина в хрустальный кубок и устроилась на диванчике, поджав под себя ноги:

– Вы ведь совсем молоды, господин Джаред. Если не ошибаюсь, едва четвертый десяток разменяли?

Джаред заставил себя кивнуть.

– Блестящий ученый! Какая утрата для Королевства. А милая Клодия – как она это перенесет?

Вот это грубость! А голос печальный, мягкий, вкрадчивый… Длинным пальчиком Сиа задумчиво обвела край кубка.

– Какую боль вам придется терпеть! – ласково проговорила она. – Терпеть, понимая, что скоро лекарства помогать перестанут. Что впереди долгие, мучительные дни полной немощи, в каждый из которых будет гаснуть частица разума. И вот однажды вы опротивеете даже Клодии. Однажды смерть станет желанной.

Сапиент вскочил:

– Миледи, я не понимаю…

– Все вы понимаете. Сядьте, Джаред.

Прочь отсюда! Нужно распахнуть дверь, бежать от красочно описанного ужаса. Вместо этого Джаред послушно сел на диван. Лоб покрылся испариной. Он чувствовал себе побежденным.

Сама невозмутимость, Сиа оглядела его и сказала:

– Вы отправитесь в Академию и изучите Эзотерику. Ее сокровищница обширна, там остатки мировой мудрости. Наверняка отыщется медицинское исследование, способное вам помочь. Даю вам карт-бланш: экспериментируйте, тестируйте, разрабатывайте – чем там занимаются сапиенты? Советую поселиться в Академии: там лучшие врачи во всем Королевстве. Я дозволяю вам любые нарушения Протокола – живите, как хотите. Остаток дней своих проведете подобающим сапиенту образом – в исследовательских трудах на благо своего здоровья. – Сиа подалась вперед, шурша юбками. – Джаред, я предлагаю вам запретное знание. И шанс на жизнь.

Сапиент нервно сглотнул. В душной комнате все звуки казались неестественными, крики игроков в крокет долетали, словно из далеких миров.

– Что вы желаете взамен? – хрипло спросил Джаред.

На спинку дивана Сиа откинулась с улыбкой. С видом победительницы.

– Ничего. Ровным счетом ничего. Портал больше никогда не откроется. Врата Инкарцерона, где бы он ни находился, останутся запертыми. Все попытки провалятся. – Сиа посмотрела поверх хрустального кубка и перехватила взгляд Джареда. – А Клодия никогда ни о чем не узнает.

В тот вечер зрителей было особенно много.

Скрипучую деревянную сцену циркачи поставили в центре иглу – дымной постройки из обтесанных льдин. Льдины подтаивали и смерзались на протяжении стольких лет, что купол скривился, покрылся складками, оброс зубцами, почерневшими от копоти.

Вместе с двумя выбранными зрителями Аттия стояла перед Риксом, старательно изображая восторг и изумление, а сама чувствовала, как напряжен чародей. Весь вечер публика была тихой. Слишком тихой. Ничем ее не расшевелишь.

Да и представление шло ни шатко ни валко. Наверное, виной тому сильный холод, но плясать медведь отказался – сколько ни тыкали шестом, мрачно сидел посреди сцены. Жонглеры дважды уронили свои тарелки, и даже Гигантия сорвала жидкие аплодисменты, огромными ручищами подняв зрителя на стуле.

Когда появился Темный Чародей, тишина углубилась и усилилась. Зрители замерли, уставившись на помолодевшего от грима Рикса в черном парике и в черной перчатке с загнутым указательным пальцем: надо же продемонстрировать увечье.

В их внимании было что-то голодное и жадное. Рикс стоял совсем близко, Аттия видела капельки пота, покрывающие его лоб.

Предсказания двум избранным зрительницам тоже встретили молча. Ни одна из женщин не рыдала, не пожимала в восторге руку Рикса и ничем не показывала, что его ясновидение – правда. Впрочем, Рикс не растерялся и воспользовался даже их апатией.

Зрительницы умоляюще взирали на Рикса слезящимися глазами. Всхлипывать и радостно вскрикивать пришлось Аттии. Она вроде бы не переиграла, хотя молчание зрителей обескураживало. Аплодисменты снова были жидкими-жидкими.

Ну что не так с местными?

Приглядевшись, Аттия обнаружила, что лица у зрителей грязные, землистого цвета, носы и рты замотаны шарфами, глаза запали от голода. В Инкарцероне подобное не редкость. Стариков и детей среди публики почти не было. От зрителей пахло дымом, потом и чем-то сладковато-травяным. Зрители стояли не группами, каждый наособицу от остальных. Аттия заметила небольшую суету. Какая-то женщина покачнулась и упала. Стоявшие рядом поспешно отошли. Никто не склонился над упавшей, никто к ней не прикоснулся. Вокруг просто образовалось свободное место.

Возможно, все это видел и Рикс.

Когда он повернулся к Аттии, щедро загримированное лицо показалось ей испуганным, но голос звучал, как всегда, плавно.

– Ты ищешь могущественного чародея, сапиента, который укажет тебе путь во Внешний Мир. Такого ищут все! – Рикс повернулся к зрителям: давайте, мол, поспорьте со мной! – Этот чародей – я! Дорога, которой шел Сапфик, тянется через Дверь Смерти. Сейчас я помогу этой девице добраться туда и верну ее обратно!

Теперь Аттия могла не притворяться: сердце едва не выскакивало из груди.

Толпа не загудела, но тишина стала другой – в ней появились угроза и желание такой силы, что Аттия испугалась. Когда Рикс подвел ее к диванчику, Аттия снова вгляделась в замотанные шарфами лица и поняла, что эта публика жаждет не дешевого обмана. Она жаждет Свободы, как голодающий – хлеба. В Морозии Рикс играл с огнем.

– Сматывай удочки! – шепнула Аттия.