Красавица подняла взгляд к его лицу и обнаружила те же обаяние и непостижимость, что отметила еще в саду. На этот раз оно показалось ей еще более правильным, с полными, манящими, изящно очерченными губами, с длинным тонким носом, с красиво расставленными, лучащимися превосходством глазами, — и все же черты его были пронизаны тем таинственным духом, что с самого начала так притягательно подействовал на девушку.

Когда господин неторопливо переводил взгляд с одного пленника на другого, Красавица почувствовала, как их четверых постепенно охватывает волна возбуждения, и сама испытала невыразимый восторг.

«О да, он просто великолепен!» — мысленно восхитилась принцесса, и образы кронпринца, доставившего ее во владения королевы, и грубого капитана стражи в городке в этот момент готовы были полностью истаять в ее памяти.

— Драгоценные мои рабы, — заговорил туземец, на краткий волнительный миг остановив взор на Красавице, — вам хорошо известно, куда вы попали и почему. Наши воины силой доставили вас сюда, чтобы служить своему господину и повелителю. — Таким медоточивым был его голос, столь непосредственно-чувственным казалось лицо! — И вам известно, что служить вам доведется в полном молчании. Для слуг, что вас все это время холили, вы всего лишь жалкие бессловесные твари. Но я, управляющий при дворе султана, отнюдь не разделяю заблуждений, будто бы чрезмерная чувственность разрушает человеческий рассудок.

«Разумеется, нет», — подумала Красавица, однако не отважилась это озвучить. Ее интерес к этому мужчине с каждым мгновением делался все глубже и опаснее.

— Те несколько рабов, что я обычно отбираю, — продолжал он, вновь скользя взглядом по пленникам, — которых я довожу до совершенства и предлагаю ко двору султана, неизменно посвящены в мои намерения, знают о моих требованиях и о моем грозном нраве. Но все это остается лишь в пределах этой комнаты. В своих покоях я желаю, чтобы моя метода стала всем предельно ясна и все мои ожидания относительно вас были исключительно прозрачны.

Плавно сместившись, управляющий навис над Красавицей и, потянувшись рукой к ее груди, ущипнул уже чуть сильнее, чем в прошлый раз, и жаркий трепет мгновенно пробежал по ее телу от напрягшихся сосков до низа живота. Другой рукой господин погладил по щеке Лорана, слегка задев большим пальцем губу, и Красавица, забывшись, повернулась посмотреть на его скупую ласку.

— А вот этого ты не станешь делать, принцесса, — произнес туземец и отвесил Красавице тяжелую пощечину. С горящим лицом она низко опустила голову. — Ты будешь смотреть лишь на меня, пока я не велю тебе иного.

На девушку вмиг нахлынули слезы. Как она могла так оплошать?!

Однако в его голосе вовсе не было гнева — лишь мягкая снисходительность. Мужчина ласково приподнял ей подбородок, и принцесса сквозь слезы устремила взор на господина.

— Знаешь ли ты, чего я хочу от тебя, Красавица? Отвечай мне.

— Нет, господин, — поспешно ответила она, не узнав собственного голоса.

— Чтобы ради меня ты достигла совершенства, — сказал он спокойно, голосом, полным логики и здравого смысла. — Этого я желаю добиться от всех вас. Что вы станете чем-то совершенно уникальным в этой несметной массе рабов, в которой вы можете затеряться, точно горсть бриллиантов в океане. Что вы будете не просто выделяться своей особой податливостью, но станете блистать редкостной и пылкой страстью. Вы возвысите себя над толпой рабов! Вы очаруете своих повелителей и повелительниц таким великолепием и блеском, который всех прочих невольников помрачит и повергнет в ничтожество. Я ясно выражаюсь?

Красавица с трудом держалась, чтобы шумно не вздохнуть от волнения. Она завороженно смотрела на управляющего, не в силах отвести взор. Никогда прежде она не испытывала такого переполнявшего ее желания кому-то подчиняться. Сквозившая в его голосе уверенная настойчивость разительно отличалась от тех интонаций, с которыми ее, помнится, наставляли в замке или же наказывали в городке. Ей казалось, будто рядом с этим человеком она утрачивает даже самые очертания своей личности. Она словно медленно плавилась перед ним.

— И это вы сделаете для меня. — Его голос стал еще более проникновенным, убедительным, более сочным. — Вы будете стараться для меня так же, как и для своих высоких властелинов. Потому что я желаю этого от вас!

Тут он цепко ухватил Красавицу за горло:

— Дай-ка я еще раз послушаю твой голос, малышка. В моих покоях вы будете обращаться ко мне, только чтобы сказать, что хотите доставить мне удовольствие.

— Да, господин, — произнесла Красавица. Собственный голос снова показался девушке чужим, его словно переполняли чувства, доселе ей неведомые. Теплые пальцы туземца мягко гладили ей горло, как будто ласкали каждое произносимое ею слово, выманивая его наружу и придавая необходимое звучание.

— Вы сами видели, во дворце сотни слуг, — продолжал он и, сузив глаза, обратил взор на остальных пленников, — и эти сотни призваны готовить для услаждения нашего Всемилостивейшего султана и сочных куропаточек, и молодых мускулистых оленей, и крепких могучих волов. Но я, Лексиус, являюсь главным управляющим, которому подчиняются все слуги. И именно я отбираю и представляю ко двору лучших живых игрушек для забав нашего повелителя.

Даже это он проговорил без малейшей злости или нажима. Но когда он вновь воззрился на Красавицу, его глаза расширились от буквально бьющей из них внутренней мощи, и этот яростный, как будто гневный, взгляд сильно напугал девушку. Рука его между тем мягко потирала ей заднюю сторону шеи, большой палец ласково водил по горлу.

— Да, господин, — неожиданно для себя прошептала принцесса.

— Да-да, именно так, моя милая крошка, — проникновенно молвил ей туземец.

Но вдруг его взгляд омрачился, голос стал тихим и невзрачным:

— И речи быть не может, чтобы вы не стали выделяться из прочих рабов, что, кинув на вас единый взгляд, великие светила этого дворца не потянутся сорвать вас, точно спелый фрукт, что вы не будете радовать и восхищать меня своей красотой и прелестью, своей молчаливостью, своей пылкостью и неистовой, всепоглощающей страстью.

У Красавицы снова заструились слезы по щекам.

Управляющий медленно убрал от нее руку, и девушка внезапно почувствовала себя брошенной, словно оставшись в холодном одиночестве. Тишайший всхлип вырвался из ее груди, но господин его все же услышал.

— Божественная маленькая принцесса, — прошептал он. — Видишь ли, мы — никто, пропащие люди, пока нас не заметят, не изберут.

— Да, господин, — вновь прошептала Красавица. Чего бы она ни сделала, лишь бы он тронул ее пальцами, придержал рукой! И этот ощутимый оттенок печали в его голосе поразил ее, пленив еще сильнее. О, если б она могла хотя бы поцеловать его ступню…

И, повинуясь внезапному порыву, принцесса припала к мраморному полу и коснулась губами его туфли, целуя снова и снова. Непостижимо, как это слово «никто», произнесенное им, так восхитило ее!