– Я же прекрасно знаю, чем закончится любая моя попытка начать разговор, – ухмыльнулся он, погладив ее по голове и растрепав волосы, – ты опять заманишь меня в постель и замучаешь своими причудами. А поговорить нужно обязательно – завтра вечером я улетаю…

– Как – улетаешь, куда? – совсем глупо поинтересовалась Марина, растерявшись от неожиданности.

– Домой, в Бристоль, – вздохнул Егор. – Дел полно, фирма только-только на ноги встала.

– А как же я? – растерянно заморгала ресницами Коваль, чувствуя, как внутри все сжимается и холодок пробегает по спине.

– И это моя главная проблема, детка, – ты. – Малыш отвел глаза, чтобы не видеть вмиг ставшего несчастным лица жены. – Я не вправе звать тебя с собой, я понимаю, что ты не сможешь жить там, это не твоя страна, не твой уклад жизни, даже автомобильное движение – и то не твое. И никогда ты не сможешь стать там той, кто ты есть сейчас. Я не могу лишить тебя твоего образа жизни.

– Егор, – взмолилась Марина, хватаясь за него, чтобы не упасть, – милый, пойми, у нас теперь тоже все по-другому, все вполне легально, никаких разборок, абсолютно светлый бизнес. И если мое имя и напоминает кому-то о моем прошлом, то это только их проблемы. Видишь, я влезла даже на совершенно незнакомую территорию, взяла под корпорацию футбольный клуб, который оказался просто финансовой черной дырой – деньги дикие, а результат будет или нет – большой вопрос!

– Ну, этим ты всегда отличалась – умением вляпаться во что-то связанное с риском для кошелька и жизни! – улыбнулся он, подталкивая ее в сторону дивана. – Давай сядем, а то беседуем, стоя на пороге.

– Ты же приглашал меня пойти куда-нибудь. Передумал уже?

– Только если ты наденешь платье – видеть не могу твои джинсы заупокойного цвета!

Марина как-то вымученно рассмеялась и пошла в спальню, достав из шкафа черное платье с двумя высокими разрезами. Конечно, оно не совсем годилось для прогулок в джипе, скорее – для светского раута, но черт с ним! Накрасившись и собрав волосы в «ракушку», она вышла к мужу, и Егор тяжело вздохнул:

– Господи, ну, почему ты такая? Мне невыносимо думать о том, скольким мужикам приходят в голову разные фантазии при взгляде на тебя, Коваль! Скажи честно – по-прежнему нет отбоя?

– Я не замечаю. Кроме Хохла, нет никого. Да и с ним нечасто, так, когда уж совсем невыносимо.

– Неужели действительно никто не подкатывает? – не поверил Егор, поворачивая ее лицом к свету, чтобы лучше рассмотреть. – Губы переделала, что ли?

– Немного. А насчет подкатов… ты же знаешь Хохла – разве он подпустит ко мне хоть кого-то?

– Еще бы – сам все делает, зачем ему конкуренты? – совсем беззлобно пошутил Малыш, легко поцеловав жену в нос. – Не напрягайся, детка, я не в претензии – не должна же ты быть одна все время.

– Я не одна, – обняв его за шею и прижавшись к нему всем телом, сказала Марина. – Ты со мной всегда.

– Я чувствую себя виноватым, детка. Поверь – выбора не было, нельзя было по-другому. А признаться тебе, даже просто намекнуть… это означало бы поставить под угрозу срыва все, что я задумал, – ведь ты ни за что не согласилась бы принять от меня помощь, я же тебя знаю.

– Я очень благодарна тебе за все, но знай – так больно меня никто не ранил. Когда я увидела зажигалку, я подумала, что схожу с ума, что у меня началась белая горячка… Разве так можно? – укоризненно спросила Марина, закурив сигарету. – Ведь это жестоко, Егор.

– Я знаю, – кивнул он, отбирая у нее сигарету и делая затяжку, – но я не смог удержаться. Я никогда не мог контролировать себя в твоем присутствии, я не мог отказать себе в желании прикоснуться к тебе, поцеловать тебя, услышать твой голос, увидеть твои прикрытые глаза – ведь ты всегда прикрываешь их, когда тебе хорошо, я помню… И ты собралась свалить от меня после всего этого, хитрая стерва? Ты ведь знаешь – найду и верну, отниму у любого!

– А я никому и не принадлежу – только тебе.

Они поехали в ресторан, но не в японский, а в европейский, и Егор предупредил, что общаться придется на английском, так как до встречи с Мариной он часто здесь бывал и все знают, что он англичанин. Чужой язык немного осложнял общение, но ничего не поделаешь – придется привыкать. Она почти не прикасалась к еде, смотрела на мужа, словно хотела запомнить все, что он делает, говорит, как выглядит. Сердце болело от предчувствия скорой неизбежной разлуки, Коваль даже представить не могла, что он опять исчезнет, растворится. Но теперь она хотя бы знала, что он жив, он есть…

– Господи, почему все так? Почему я не могу жить нормально, как все люди, почему у меня вечно какие-то трудности? Даже с мужем я вынуждена жить в разных концах мира! – пробормотала она по-русски, сжав его руку, лежащую на столе.

– Детка, не драматизируй, ладно? – попросил Егор, высвобождая свои пальцы и поглаживая жену по щеке. – Ты будешь приезжать ко мне, мы будем вместе, мы и так всегда вместе, ведь мы уже давно одно целое, девочка моя родная. – Он наклонился к ней и нежно поцеловал в губы. – Ты все такая же сладкая, как была, такая, как я помню…

– Поедем на побережье, побродим? – предложила Марина и встала, не дожидаясь ответа, уверенная, что он последует за ней, куда бы она ни повела его.

Это была странная прогулка – разувшись, они бродили по щиколотку в воде туда-сюда вдоль пляжа и молчали, словно говорить было не о чем. Марина не могла представить, что завтра вечером его унесет самолет и жизнь разделится надвое – до и после… И она опять останется одна. Если бы можно было остановить сегодняшний день, сделать так, чтобы завтра не наступило никогда…

– О чем ты думаешь? – спросил Егор, притягивая ее к себе и набрасывая на плечи свой свитер. – Замерзла?

– Спасибо. Я думаю, как мне жить завтра. – Марина закуталась плотнее в свитер, вдыхая исходящий от него аромат туалетной воды.

– Ничего не изменится – я буду звонить, только тебе нужно будет в Москве купить телефон и SIM-карту, и чтобы никто не знал его, только я. Так будет безопасно, никто не сможет подслушать нас. И мы сможем разговаривать каждый день.

– Это все равно не то, – вздохнула она, беря его за руку. – Телефонные звонки никогда не заменят живого общения, этих прикосновений, поцелуев, возможности просто сидеть рядом у камина, как мы любили с тобой, помнишь?

– Ты все такая же штучка, Коваль, ничего не делается с тобой… второй такой нет.

– Наверное, есть моложе и лучше.

– Моложе – есть, наверное, но лучше… мне не попадались.

– Все впереди, – спокойно ответила она, – чем старше будешь ты, тем моложе твои любовницы, а у меня вот уже никого не будет – только Хохол, да и то если он вдруг не захочет чего-то посвежее.

– Опять глупости городишь? Ты так любишь комплименты, что готова говорить любую чушь, лишь бы я опроверг ее и сказал тебе что-нибудь приятное! – легонько хлопнув ее по заду, засмеялся Егор. – Ведь ты прекрасно знаешь, что никто не нужен мне и неинтересен, кроме тебя. Ты – единственная моя женщина, моя жена, моя девочка.