litbaza книги онлайнСовременная прозаДyxless 21 века. Селфи - Сергей Минаев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 71
Перейти на страницу:

Дальше начнется весна нелепых придирок, лето взаимных упреков сменится осенью безосновательных выводов, которая соскользнет в зиму выяснения отношений, которых давно нет. Скорее всего это закончится пошлым скандалом. Ведь какое бы российское мелодраматическое шоу ты ни начинал смотреть, всегда смотришь «Пусть говорят».

В нашей с Оксаной ситуации выяснять ничего не нужно. Кажется, мы про себя все знаем. И ответ на ее вопрос «Что качественно изменилось между нами?» кажется очень простым.

Страх – вот наше единственное качественное изменение. Только у нее это страх потери времени, у меня – независимости.

Я боюсь, что скоро все исчезнет. Обладание собственным временем и пространством, отсутствие необходимости докладывать о том, во сколько я вернусь и зачем уезжаю. Чехарда ни к чему не обязывающих отношений, внезапные загулы с друзьями среди недели, суточное похмелье, разрывы и воссоединения во имя ничего. В общем – все то, что позволяет хоть как-то рефлексировать и писать, – все исчезнет. Пропадет под наслоением ежедневных ритуальных обязательств, именуемых семейной жизнью. Или «устроенностью», в категориях Оксаны. Я боюсь, что однажды уютный мир мещанских радостей, с которым сражался мой литературный герой, задушит меня в объятиях, сделав одним из пузатых папаш, губернаторов семейных резортов и мэров ИКЕА. Одним из тех «нормальных людей», над которыми я все эти годы издевался.

Оксана же боится, что не успеет конвертировать молодость в эту самую устроенность. Когда муж-жена, хлеб в хлебнице, а сахар в сахарнице. Когда «нормальные люди» – не ругательство, а единственно верный способ существования. Просто я, дурак, в силу своей инфантильности этого не понимаю. Именно от отсутствия устроенности меня, по ее мнению, и «колбасит». И писать не дает. А как только все счастливо наладится, и условный хлеб, который валяется у меня в холодильнике, ляжет в условную хлебницу, все тотчас встанет на свои места. Гармония наполнит душу счастьем, а перо – вдохновением.

Только я не знаю ни одной по-настоящему глубокой книги или песни о счастливых. Если только это не книга о счастливых строителях светлого будущего. Никто не будет с замиранием сердца переслушивать «Ландыши, ландыши, светлого мая привет», тогда как «Я ломал стекло, как шоколад, в руке» у любого поколения рождает ворох мыслей о странности судьбы. Хотя, казалось бы, обе песни о любви.

Историей доказано, что самые лучшие книги пишутся в самые худшие моменты твоей жизни. Несчастная любовь, предательство, развод, смерть близкого человека – подойдет все, что способно вогнать тебя в стойкую депрессию. Когда помощи ждать больше неоткуда, остается только возопить о ней к неизвестным людям. Особенно хорошо рефлексировать на тему крушения уютного мира, униженного достоинства или растоптанной любви – такое с тобой готовы разделить миллионы, живущие этим годами. Чем безысходнее положение – тем ярче текст.

Я не знаю, как объяснить ей (да и стоит ли?), что безысходность моего нынешнего положения не в неустроенности существования, а в его бессмысленности. Когда все уютные миры давно разрушены, достоинство заменили компромиссы, а вялотекущие отношения при всем желании не выдать за растоптанную любовь.

И нынешняя безысходность вместо импульса к творчеству рождает в тебе его имитацию. Когда в ожидании большой вспышки, которая перевернет твое сознание, ты пытаешься выдавить из себя редкие тексты в фейсбуке, какое-то подобие рефлексии. Хотя, конечно, рефлексия о московских таксистах или ограничении интернет-торговли смешна. Она не может не быть смешной.

Но когда в очередной раз вертишь все это в голове, появляется солидный мужчина, предполагающий, что, может, и не будет никакой вспышки. Может, в тебе и переворачивать больше нечего. Просто это такой этап. Зрелость, там. Переоценка ценностей, и все такое. И, в общем, Оксанка права, она на самом деле хорошая баба, просто ты слишком застрял в конце девяностых, со своей дурью, алкоголем, упоротыми вечеринками и непониманием того, где проснешься завтра. На дворе уже нулевые закончились, прекращай, чувак!

А чувак все еще пытается ерепениться. Нет, говорит он тому, солидному. Знаем мы этот новый этап. На нем повестки выдают на службу в гарнизоне состарившихся. На этом этапе дальше никого нет. Дальше остается только ежедневно оглашать твиттер бессмысленными воплями: «Дорррогие мои! Харррошие! Как у вас дела?» – подобно актеру Безрукову. Дальше интервью газете «Труд» и, наконец, слезливое прощание с прошлым в программе «Исповедь» на канале НТВ. Днище, в которое снизу уже не постучат. Снизу только гостевые продюсеры.

Три часа утра. Рядом спит женщина, несколько часов назад спросившая: «Кто я для тебя?». Эти двое продолжают вяло переругиваться. Я прикрываю глаза. Мысленно повторяю ее вопрос. С силой втягиваю ноздрями воздух. И уже вслух, свистящим шепотом:

– Кто я?

«Останкино»

– Все в панике, – говорит Коля, открывая дверь ньюсрума.

– Я тоже, – бурчу я.

– Как гастроли?

– Как обычно. Медленно, сыро, еда невкусная, в порочащих связях замечен не был, девушек в номер не звал.

– Правильно! Я тебе всегда говорил: будь аккуратней в гостиницах. Попадешь на журналистку, мы потом замучаемся из «желтяка» фотографии выкупать.

– А обычно же, наоборот, таблоиды звездам платят за фотосессии, разве нет? – пытаюсь шутить.

– Наоборот? – смотрит на меня пристально. – Это явно не твой случай. А что-то такое было? Ты лучше сразу скажи, к чему нам готовиться.

– Готовьтесь к худшему. Как обычно.

Коля слегка морщится, будто у него голова болит.

– Я шучу, – хлопаю его по плечу, отчего он практически сгибается пополам.

Следующий час проходит в обсуждении будущего эфира. Продюсеры зачитывают цитаты гостей, те, на которые, как им кажется, стоит обратить внимание. Хотя нужно ли говорить, что в этих высказываниях нет ничего заслуживающего внимания. Ничего нового, острого или значимого они не сказали. За последние лет этак пять. Потом мы смотрим сюжеты, а я смотрю фейсбук. И, периодически, на часы. Встреча с издателями неотвратимо приближается.

Кто-то, как обычно, говорит «длинновато», ровно затем, чтобы кто-то другой ответил, что «лучше сюжет показать, чем бессмысленный диалог на входе». «Бессмысленный диалог» подразумевает разговор ведущего с гостем, и мне бы стоило вступить, но, с одной стороны, я слишком увлечен чтением ленты фейсбука, а с другой – меня здесь будто и нет. Идет много раз повторенная беседа. Рутинная, как и вся наша программа, которая слишком давно напоминает уездную операционную, где все устали от пациентов, главврача и друг от друга. Где одна операция похожа на другую: тут криво отрежут, там криво зашьют, но для жизни это не опасно. Точнее, не опасней того, что пациент сам с собой вытворяет ежедневно – запои, обжорство, опять запои.

– В общем, смотрится говенно, но на выходе будет отлично, – говорит редактор Юля. – У нас же есть… кто?

– Вова! – раздается нестройный хор хриплых голосов.

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 71
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?