— Ты одолжила ему всего-то на пятьдесят юаней больше, чем я, а он взял и обменял тебе свой долг на целый участок земли!

— Это называется оборот капитала, — ответила Чжан Сяньхуа.

Врученная Чжан Сяньхуа бумага стала настоящим яблоком раздора. У Лю Шуанцзюй поднялось давление, осипло горло, обострилось воспаление плечевых суставов, заболел желудок, пропал сон и аппетит, снизился общий иммунитет. А Ван Хуай ее знай успокаивал:

— Если ты не веришь в собственного сына, то в кого тогда еще можно верить?

13

Ван Чанчи в это время устроился бетонщиком на стройку здания городского зала собраний, там платили триста юаней в месяц и предоставляли жилье и питание. На завтрак он ел пампушки, на обед — рис с овощами, на ужин — овощи с кусочками мяса. Когда мяса не было, рабочие ели спокойно, но едва оно появлялось, всех тут же охватывало радостное возбуждение. Ван Чанчи обычно зарывал мясо в самый низ, оставляя его под конец трапезы, и сначала съедал овощи с рисом. Это называлось «сперва испытать горечь, а потом познать сладость». Если есть таким образом, во рту надолго задерживалось послевкусие от мяса, напоминающее чудесную мелодию. Однако это требовало постоянной бдительности, иначе напарники могли подцепить мясо палочками и стащить его прямо из тарелки. Когда Ван Чанчи закапывал свое мясо, он испытывал радостное предвкушение. А когда в самом конце он наслаждался уже одним только мясом, у него было такое чувство, словно он накопил состояние и открыл крупное дело. Защиту лакомства от палочек напарников Ван Чанчи воспринимал не иначе как забаву. Если же за его тарелкой никто не следил, у него портилось настроение и пропадало желание смаковать мясо. Поэтому иной раз он даже специально стучал по тарелке и нарочито чавкал, только чтобы к нему начали приставать. Ночевал Ван Чанчи в бараке для рабочих, где из новых досок были сколочены двухъярусные кровати, распространявшие повсюду запах сосны. В каждом бараке размещалось по сорок человек. Ван Чанчи досталась семнадцатая кровать во втором бараке. Ночью, когда уже все засыпали, кто-нибудь из парней вдруг начинал ерзать на кровати и терзать свою «пушку». Начинал кто-то один, за ним заводился второй и в конце концов этим начинали заниматься чуть ли не все. Нещадный скрип кроватей сливался воедино, пробуждая у женатых воспоминания о родине, и те уже всю ночь проводили без сна. Но некоторые, включая Ван Чанчи, как бы там другие ни ерзали, наморившись за день, спали беспробудным сном.

В обязанность Ван Чанчи входило доставлять бетон, то есть возить тележку с цементным раствором от бетономешалки до грузоподъемника. Этой работой он занимался поочередно со своим напарником Лю Цзяньпином. Загрузив в подъемник четыре тележки цемента, они закрывали его железные створки и, нажав на кнопку, отправляли груз наверх. Подъемник, колыхая раствор, со скрипом поднимался на второй этаж, где резко останавливался, из-за чего часть цемента звучно шлепалась за края тележек. Всякий раз, когда начинал работать подъемник, Ван Чанчи замирал, навострив уши, в такие моменты ему вспоминался скрип деревянной коляски Ван Хуая.

Эту работу он нашел самостоятельно. Выйдя из автовокзала, он для начала осмотрелся по сторонам, нацелив свой взгляд на торчащие над городом строительные краны. Ван Чанчи обошел все места с этими кранами, но зря. Потом он нацелился просто на строительные леса. Обойдя их и так же оставшись ни с чем, он стал прислушиваться, откуда доносятся звуки забивания свай. Безрезультатно пройдясь по таким местам, он начал принюхиваться, силясь учуять запах бетона. В этом небольшом уездном городке Ван Чанчи обошел все десять с лишним действующих стройплощадок, и только на одной из них подрядчик согласился взять его к себе. У этого подрядчика была фамилия Хэ, звали его Гуй. У Хэ Гуя была голова с заостренной макушкой и белоснежная рубашка, разговаривал он тихим спокойным голосом и даже угостил Ван Чанчи сигаретой. В тот же день Ван Чанчи забрал оставленные под мостом вещи и перевез их на стройплощадку. Он дал себе слово, что если только выдержит физическую нагрузку, то стиснет зубы и за три месяца выплатит все накопившиеся у семьи долги.

В конце первого месяца, когда подошло время зарплаты, никто ее не получил, поэтому все рабочие отправились выяснять отношения к подрядчику Хэ Гую. Хэ Гуй с улыбкой стал заверять собравшихся, что зарплата выплачивается один раз в три месяца, и что волноваться по этому поводу не стоит. Однако некоторые заподозрили неладное и потребовали срочно выплатить им деньги. Хэ Гуй тут же вытащил пачку денег, похлопал ею об ладонь и сказал: «Тем, кто хочет получить деньги, я их выплачу, но тогда придется немедленно покинуть стройплощадку». Несколько рабочих прямо на месте получили свои деньги, собрали вещи и без сожалений ушли. Даже не став переодеваться, они так и пошли, заляпанные грязью, отчего издалека казалось, что на них камуфляжная форма. Большинство рабочих не шелохнулись, они не знали, что было на уме у Хэ Гуя. Между тем Хэ Гуй объяснил, что такие действия с его стороны называются управлением, другими словами, если он кого-то нанял, тот должен проработать у него по меньшей мере три месяца. В противном случае возникнет калейдоскопическая текучка кадров, а это серьезно сказывается на ходе всего рабочего процесса. Народ еще постоял какое-то время, а потом, ничего не придумав, разошелся по рабочим местам. Лю Цзяньпин, пока толкал тележку, без конца жаловался, называя подрядчика Хэ жуликом. Ван Чанчи успокаивал его, говоря, что на таком крупном объекте обман невозможен. Выплату зарплаты раз в три месяца Ван Чанчи рассматривал едва ли не как благо, поскольку это сдерживало его от лишних трат. Выходило, что его деньги словно лежат в банке, единственный минус — на них не набегали проценты.

Спустя три месяца Хэ Гуй взял и пропал. Рабочие взломали его кабинет. Кто-то забрал себе компьютер, кто-то — телевизор, кто-то — кулер для воды, кто-то — письменный стол, кто-то — пружинный матрац. Но большинство рабочих остались ни с чем. Одни столпились и матюгались на чем свет и даже громили строительную технику, срывая злость; другие играли в азартные игры, пытаясь хоть на время забыться; третьи сидели на корточках у забора и, не мигая, смотрели в сторону ворот в ожидании чуда. Ван Чанчи восполнял недосып, накопленный за девяносто с лишним дней изнурительной работы. Запах свежих сосновых досок уже улетучился, с улицы, то приближаясь, то удаляясь, доносился галдеж рабочих. В промежутках между сном в памяти Ван Чанчи невольно всплывал Хэ Гуй. Какой он прекрасный оратор, зубы белые, ровные, в кармане всегда пачка дорогих сигарет и одноразовая зажигалка. Встречая человека, он тут же протягивал ему сигарету, а когда тот зажимал ее в зубах, подносил ему огня. Все его движения были отработаны до совершенства и выдавали в нем курильщика со стажем, но между тем Ван Чанчи никогда не видел, чтобы сам Хэ Гуй курил. Как же мог такой предупредительный, вежливый подрядчик взять и исчезнуть без следа?

После таких дум, прерываемых сном, Ван Чанчи, чей живот от голода уже прилип к хребту, наконец слез со своей кровати. Он вышел из барака и тут понял, что проспал около полутора суток. По вечернему небу плыли багровые облака. На стройплощадке стало заметно тише. Некоторые рабочие ушли, некоторые остались сидеть у забора. Кто-то курил, кто-то чесал языком, а кто-то просто замер в оцепенении. Ван Чанчи попил из-под крана воды, в животе у него громко заурчало. Он подсел к Лю Цзяньпину и тихонько спросил: