Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просто волчий рай!
С кухни потянуло вкусным запахом — не иначе, тетя Наста опять затеяла блины или оладьи!
Давно ей никто завтраков не готовил, такая, вроде бы, мелочь, но как же приятно!
— Проснулась? — Настасья, приветливо улыбаясь, заглянула за занавеску. — Вставай, оладушки с пылу с жару, только и ждут, когда их в сметанку, да в рот!
Сидеть без дела было скучно, поэтому Татьяна, как могла, помогала хозяйке. Настасья ворчала и выговаривала, но Таня только улыбалась, да продолжала.
— Тетя Наста, мне же не трудно! И вообще, двигаться полезно!
— Вон и иди, подвигайся — погуляй, — отсылала старушка. — В гости приехала и будешь меня обслуживать? Тебя на откорм и оздоровление прислали, вот и сиди, отъедайся и оздоравливайся!
— Да кто же это, сиднем сидючи, здоровее станет? — всплескивала руками Таня.
— Это верно! — соглашалась Наста. — Сначала, хорошо потопать, потом — хорошо полопать.
Снег уже весь сошел, но земля еще была сыровата, тем не менее, Настасья потихоньку ковырялась на огороде и Татьяна пристроилась в помощницы.
— Под картошку мы трактор из Дергуньково наймем. Скинемся, одним разом вспашет нам участки, а дальше мы уж сами потихоньку картошку покидаем, — объясняла она Тане. — А здесь мы моркву, свеклу посадим, только гряды наделаю.
Через пару дней, когда после целого дня на огороде, вечером пили крепкий чай, заедая конфетами, Настасья вдруг выдала:
— Галька, а ведь не привычная ты к земле. Смотрю и диву даюсь — неужто позабыла все, что девчонкой знала?
— Север же, там не сажают, — осторожно ответила Татьяна, прикидывая, чем ей грозит старушкина наблюдательность.
— Ну, ну, — согласилось Настасья. — Это же, как с велосипедом — если один раз научился, то, сколько лет ни пройдет, все равно тело не забудет. Хоть спустя двадцать лет сядешь — сразу поедешь. А ты капарульку, будто впервые увидела, семена свеклы не узнала, как сеять тоже позабыла.
Татьяна грустно посмотрела на проницательную женщину, прикидывая, как и куда ей теперь деваться.
— Кошка моя тебя, как огня боится и Валеркин Валет, как мы приходим, сразу под дом ныряет и ни видать его и не слыхать. А козы мои? — тетка Наста хихикнула. — Ведь еле поймали, как ты первый раз со мной доить пошла. С другой стороны, вижу, домашнюю работу ты знаешь, помыть-постирать не брезгуешь, готовишь хорошо, хотя руки у тебя нежные да гладкие, да не белоручка.
Татьяна вздохнула и опустила голову:
— Завтра уйду, не беспокойтесь, тетя Наста.
— Еще чего? — возмутилась старушка. — Куда это, интересно знать? Живешь, и живи, мне только в радость. Захочешь поделиться — выслушаю. Не захочешь, твое право. Хорошо, что ты на огород за мной увязалась, и твои умения сначала я увидала. Хороши бы мы были, если бы это при посадке картошки обнаружилось. Придется поучить тебя, завтра и займемся. И к живности не суйся при Варьке да Валерке. Один раз они пропустят, что от тебя все шарахаются, два раза, а на третий начнут вопросы задавать. Тебя как по настоящему-то зовут? А, впрочем, не говори, а то еще собьюсь, да назову не так при соседях-то, я же тебя им Галкой представила, Машкиной дочерью. Пусть так и будет.
Татьяна смотрела на наблюдательную старушку во все глаза.
— Да не лупай ты так, не лупай! — засмеялась Настасья. — Я жизнь прожила, многое видела, меня на мякине не проведешь. Баба ты хорошая, добрая да работящая, это я вижу, а какие у тебя тайны — мне без разницы. Плохо одной жить, да только с кошкой и разговаривать, неправильно это! Люди должны друг за дружку держаться, помогать старым да малым, и учить, поддерживать. Потому что все когда-то были малыми и обязательно будут старыми. Раньше были большие семьи — деды, иногда и прадеды, родители, дети, внуки и правнуки — все жили если не вместе, то близко. Молодые на работу, детвора к дедкам-бабкам. И пригляд, и обучение! Мелочь учится по хозяйству, да ремеслу. Старики — при деле. Это очень важно, Галочка, когда ты нужен и при деле! Нет большего наказания, если от человека отвернулась семья, если он остался одинок! Поэтому в прошлом и разводов почти не было, берегли мужики и бабы брак, семью, отношения. Глупостями не занимались, а если и было чего, то так, чтобы никто не узнал, чтобы в семью сумятицу не внести. И стариков в дома престарелых никто не сдавал. Это же стыдобень-то какая — своего родного отца или матерь, кто жизнь тебе дал, на ноги поставил — на склоне лет выставить из дома, бросить на чужих людей! С таким никто бы дела иметь не стал, здороваться и ручкаться, а уж своего дитя в такую семью отдать или к себе взять — боже, упаси! И сирот не бросали. Если родители погибли, то другая родня есть — не бросят свою кровь, вытянут, вырастят. Сейчас полегче жизнь, побогаче, но люди стали одинокими и черствыми, от корней оторвались. Болтает их жизнь, как ряску на пруду, то ли утопит, то ли, на корягу либо камень выкинет и они высохнут под солнцем, то ли, к берегу прибьет, то ли, на дно опустит, и они новые корни дадут.
— Теть Настя, — Татьяна накрыла рукой сухонькую ручку старушки. — Не знаю, что сказать. Вы и баба Маша — удивительной души люди. Мне стыдно, что пыталась ввести вас в заблуждение, но мне баба Маша велела на Галю отзываться. Я не хотела никого обманывать.
— С Марией я сама поговорю, не переживай! Ты меня не знаешь, да ее слушала, так что не бери в голову, я не обижаюсь. Вот Машка, чучундра этакая, ведь знакомы сто лет, чего же она-то мне не доверяет? Ладно, вижу, расстроила тебя. Не переживай, Галя, все по-прежнему! Я тебе рада, нравишься ты мне, а живность опасается, так, видно, в тебе волчья кровь есть.
— Что? — девушка почувствовала, как похолодели руки.
— Да не пугайся! Это мне еще моя прабабка рассказывала, царствие ей небесное! Давным-давно жили на Руси не только люди, но и оборотни. Оборотень, это наполовину человек, наполовину волк. То есть, может волком бегать, а может человеком ходить.
Таня забыла, как дышать.
— Жили они отдельно от людей, свои села у оборотней были, свои законы да обычаи. Люди не трогали оборотней, оборотни не трогали людей, даже торговали друг с другом, встречались на ярмарках, в лесу да поле. И редко-редко, но бывало, что влюбится какая девка в молодого волка, да не устоят они и смилуются. Они красавцы писаные, волки, да и девки наши, человеческие, всегда красотой славились. Вот. И иногда, редко, но было, от такой связи рождались дети, полукровки. Оборотни свое потомство никогда не бросали. И хоть и не брали их матерей женами, но помогали крепко — и деньгами, и защитой. Превращаться в волков полукровки не могли, но росли крепкими и здоровыми, жили дольше, чем мы, люди, живем. Женились и замуж выходили за деревенских, и постепенно волчьей крови в потомках оставалось все меньше и меньше. Но тех, в ком есть хоть капля всегда легко узнать — от них шарахаются домашние животные. Так что ты, Галя — далекий потомок тех оборотней.
— А куда они подевались, оборотни? — осторожно спросила девушка.