церкви… В основном это были женщины, старики и дети. Многие из них лежали тут же, на расстеленных под открытым небом матрацах, иные и на голой земле, метались в тифозной агонии. Тут и там мелькали одиночные фигуры санитаров с носилками. Они едва успевали уносить трупы.

Мы шли мимо этих несчастных, и сердца наши сжимались от боли. В те годы и наше-то положение было не ахти какое, но с беженцами, конечно, не сравнить.

Мы уже почти миновали их, когда я вдруг заметил группу мужчин, одетых с ног до головы во все черное. Особенно бросались в глаза мохнатые папахи на их головах и маузеры на боку. Они шли, нагло разглядывая всех женщин.

— Мама, посмотри, что я принесла! — послышался вдруг чей-то радостный голос.

Мы обернулись на голос. Молоденькая девушка со счастливой улыбкой протянула сидящей у костра женщине солдатский котелок.

— Смотри, я принесла с бойни целый котелок свежей крови, сварим из нее похлебку.

Маузеристы подошли к костру, и я различил среди них хозяйского сынка Бахшо. Он вдруг схватил девушку за подбородок и, приподняв голову, нагло уставился ей в глаза.

— Что? Что вы хотите?.. — испуганно отшатнулась девушка.

— Пошли со мной, — сказал Бахшо. — Хлеба дам. Целый фунт. И сахару дам. Три… нет, четыре куска.

— Бога ради, чего вы хотите от ребенка? — вскочила с места мать девушки и встала между ними. — Оставьте нас в покое…

— А ну отойди-ка, старая! — прорычал маузерист, оттолкнув женщину, и снова схватил девушку за руку. — Пошли. Слышишь, ты!..

— Оставьте меня, слышите? Оставьте!.. — кричала бедняжка.

Мать безнадежно поглядела вокруг и, увидев нас в военной форме, взглядом взмолилась о помощи. Конечно, силы у нас были слишком неравные. Пять вооруженных маузе-ристов, а нас всего трое, да к тому же безоружных. Тем не менее я увидел, как Цолак сжал кулаки, а Арсен вытащил из кармана медный мундштук от своей трубы. Они вдвоем двинулись в ту сторону, и я последовал за ними, хотя сердце у меня замирало от страха. И тут вдруг случилось неожиданное. Я услыхал знакомый голос:

— Бахшо!..

От людской толпы отделилась Анаит. Увидев ее, Бахшо выпустил руку девушки и пристально посмотрел на Анаит. Я не раз замечал, как он, выпучив глаза, пялился на Анаит. Она в таких случаях опускала голову и отходила от него. Но на этот раз она не отошла, а продолжала упорно и требовательно смотреть прямо в лицо Бахшо. И удивительное дело: он, эта обезьяна, лишенная каких бы то ни было стыда и совести, не выдержал ее взгляда. Повернулся и, сбив ударом ноги стоявший на земле котелок, поспешно направился к своим весело гогочущим товарищам.

Я сорвался с места и подбежал к Анаит:

— Молодец, если бы не ты, не миновать нам драки.

Анаит обернулась ко мне и мягко упрекнула:

— А тебе здесь вовсе и не место. Иди домой.

Цолак и Арсен уставились на Анаит. Она вдруг встретилась с ними взглядом, покраснела и отошла к санитарам.

Я вернулся к ребятам.

— Кто эта девушка? — спросил Цолак.

Я в нескольких словах рассказал об Анаит, об Аракеле-аге и Бахшо. Цолак долго смотрел туда, где скрылась Анаит, потом, вдруг спохватившись, сказал:

— О черт, я ведь опоздал… Побегу. Пока, ребята.

Мы расстались как самые лучшие друзья.

НАЧИНАЕТСЯ ВОЙНА

Меня очень занимало, как Арсен будет выходить из положения. Ведь он пообещал ребятам хорошенько «разукрасить» Цолака, за тем и меня взял в свидетели. И вот он возвращается с раздутой щекой, в то время как на Цолаке ни единой царапинки.

Но все объяснилось проще простого. У Арсена хватило мужества рассказать музыкантам все, как было.

Ребята не хотели верить, что Цолак, этот с виду совсем хлипкий парень, сумел отдубасить великана Арсена. Но не поверить нельзя, налицо было неоспоримое доказательство — распухшая щека Арсена. И я, в свою очередь, во всех подробностях расписал, как Арсен трижды перевернулся вокруг своей оси и что такое «аперкот справа».

Удивительнее всего для музыкантов было то, что Арсен вдруг стал утверждать, что Цолак — это «настоящий парень», что, может, он и прав был, отказавшись надеть выданные ему лохмотья, что у него и в мыслях-то не было пролезать в старшины, и вообще, если отныне кто-нибудь отважится глумиться над Цолаком, тот будет иметь дело с Арсеном. Высказавшись сполна, Арсен собрал вокруг себя более тесный кружок музыкантов — Завена, Вардкеса, Корюна, Аска-наза, Левона и еще кое-кого — и рассказал им, что курево-то, оказывается, на гауптвахту присылал им Цолак и что по просьбе Цолака надо сделать все возможное, чтобы Штерлинг согласился освободить Цолака от старшинства и снова назначил бы Арсена. А еще Арсен предостерег ребят относительно Киракоса, сказал о том, что при нем следует «держать язык за зубами».

Корюн по привычке съязвил:

— Слушай, да этот Цолак, оказывается, настоящий джентльмен.

Арсен в ответ прикрикнул:

— Ну, ты полегче!.. Давайте лучше подумаем, как нам поступать, чтобы достигнуть цели…

Не прошло и недели, наши «организовали» первый предлог — «непорядок в казарме».

Ребята инсценировали неподчинение старшине. Цолак велел им убирать двор — они все отказались от этого дела. Тогда старшина поднял такой крик, а ребята так правдоподобно издевались над ним, что у непосвященного не возникло бы ни малейшего подозрения, что все это заранее подстроенный спектакль. Потом, конечно, вмешался Арсен и мгновенно «навел порядок», заставил подчиниться приказу старшины.

В тот же вечер Цолак, сгустив краски, рассказал обо всем Штерлингу и заявил, что он не в состоянии справиться с этими «головорезами», а потому, мол, лучше оставить старшиной Арсена, который имеет на них влияние. Настроение Штерлинга было уже отчасти подготовлено: Арсен целую неделю лез из кожи, пытался доказать, что сожалеет о случае на вокзале. И маэстро довольно легко согласился на замену старшины.

Итак, осуществилось желание Цолака. Он освободился от обязанностей старшины и имел теперь возможность, как и прежде, в любое время навещать больную тетку.

Честно говоря, не многие верили в существование тетки. Некоторые даже говорили:

— Не попахивает ли тут красивыми глазками?

— Не иначе, завел, наверно, шуры-муры с какой-нибудь девчонкой.

— Не болтайте, чего не знаете, — урезонивал их Арсен.

Так или иначе, авторитет Цолака среди ребят возрос. Прежде всего он ведь доказал, что не стремится к чинам и почестям и в трудную минуту способен прийти на помощь друзьям, хотя и не одобряет легкомысленных «выходок».

К тому же Цолак — прекрасный музыкант. Ребята не