— Папа живёт далеко, туда не ходят поезда и автобусы, можно только на оленях долго-долго скакать. Мама сказала, что когда я выласту, то мы поедем к нему в гости.

— Он что же — совсем никогда не приезжал к тебе? Вы с ним никак не общаетесь? — я, конечно же, не такой наивный, как Диана, и понимаю, что очень маловероятно, что всё действительно так, как сказала ей Николь, но всё же не может ведь такого быть, что отец не звонит и совсем никогда не приезжает к родной дочери.

— Конечно общаемся! Папа плиезжал к нам, но его слочно вызвали на лаботу и он уехал. И он плисылает мне подалки и письма на новый год и день лождения. Я тоже поплосила маму ему написать ответ.

— И что? мама написала?

— Да, но только не то, что я плосила, — грустно отвечает и, откидываясь на сиденье, отворачивается к окну.

Похоже, я утомил ребенка своими расспросами. Надо бы закрыть эту тему, но не могу не задать последний вопрос.

— А что ты просила? — я сомневаюсь, что она расскажет, всё-таки письма — это личное, и Диана уже довольно взрослая, вряд ли захочет делиться такими вещами, но вдруг…

— Я хотела поплосить папу купить мне сумочку, как у Лили, моей подлужки. Она такая класивая. А мам сказала, что там, где папа лаботает, таких сумочек не плодают. Поэтому мы заказали папе купить мне полтфель для школы.

— Так тебе же в школу только через год?! — я не перестаю удивляться этому ребенку.

— Да, но мама сказала, что папа, пока отплавит на оленях посылку, то как лаз и влемя подойдет.

После этих слов у меня закралось сомнение в том, действительно ли подарки, которые Диана получала в свой день Рождения и на Новый год, были от её папы.

— А какую сумку ты хочешь? Она какая-то особенная? — мы почти приехали к дому, но мои планы изменились. Я разворачиваю машину и еду к ближайшему торговому центру. Диана расписывает мне все детали столь желанного аксессуара, а когда машина останавливается на парковке и она узнает, что мы идем исполнять её мечту, то подпрыгивает на месте и чуть не пищит от нетерпения.

В детском магазине я сам ненадолго почувствовал себя ребенком. Во время моего детства не было такого обилия самых разнообразных игрушек. Отдел с радиоуправляемой техникой, в частности — вертолетами, так и манил меня. Эх, если бы у меня был сын, у него бы обязательно был такой. И не один.

Но у меня дочь. И я даже не знаю, чем она играла в детстве. Вроде бы ей нравились куклы… По крайней мере, хорошо помню, что мои родители просили купить для Ники домик Барби на шестилетие. Получается, Диана сейчас как раз в таком возрасте. Интересно, она тоже любит кукол?

— Диан, а ты какими игрушками любишь играть? Может пойдем тебе куклу купим?

— Нет, кукол я, конечно, люблю, но я бы хотела сумочку. Я завтла покажу её Лиле и мы будем вместе с ней иглать в дочки-матели. Я тепель буду мамой, и буду ходить за покупками.

— Ну так давай купим и сумку, и куклу, кто нам помешает? — я уже тяну её в ряд с розовыми коробками, но Диана протестует.

— Мама не лазлешит два подалка. Она будет лугаться…

Девочка испуганно смотрит на меня, и я соглашаюсь. В конце концов, у меня еще будет возможность купить ей куклу. Надеюсь…

Николь

Пока дочь взахлёб весь вечер рассказывала мне все подробности её похода по магазинам с Глебом, я не могла отделаться от мысли, которая сегодня впервые посетила мою голову. Я ревную своего ребенка.

Мы с Дианой всегда были неразлучны, когда я работала в круглосуточном ларьке и выходила раз в три дня на сутки, то всю ночь переживала, как она себя чувствует там, у наших соседей. Душа болела, но выбора у меня не было — нужно было зарабатывать, чтобы платить за квартиру и покупать продукты. Эти три месяца были самыми тяжелыми для меня, и в итоге я не выдержала — написала заявление на увольнение по собственному. Хозяин этой забегаловки оказался обыкновенной сволочью и накануне моего ухода «обчистил» половину прилавков. В общем, доказать я ничего не смогла, и зарплату за последний месяц так и не получила.

В полном отчаянии я бегала по улицам и заходила в каждое попадавшееся на пути заведение, предлагая услуги кассира, посудомойки, уборщицы, официантки и даже курьера. Мне отказывали почти сразу. В ресторан «ЛяФам» я заглянула абсолютно без энтузиазма — время подходило к шести вечера и меня уже ждала Диана в саду, но я решила напоследок зайти в последнее место на исследуемой в тот день улице, чтобы завтра уже не возвращаться сюда.

К моему колоссальному изумлению, меня приняли почти сразу. И хоть просила я место посудомойки или уборщицы, администратор Татьяна почему-то даже без испытательного срока утвердила меня официанткой. Для меня это было настоящим чудом. Недолгим, как оказалось. Я же теперь вряд ли смогу там работать после всего произошедшего.

— Мам, смотли, какое зелкальце мне подалила Ника! — дочь влетает на кухню, где я закончила нарезать овощи для салата. — А еще она сказала, что я похожа на настоящую леди, и обещала подалить мне духи! Пледставляешь, мам, у меня будут такие же, как у Ники! Вот, понюхай, она меня поблызгала чуть-чуть.

Дочь тянет шею, чтобы я понюхала. Я вдыхаю приятный цветочный парфюм и преувеличенно восхищенно, чтобы порадовать мою непоседу, говорю, подкатывая глаза:

— Ммм… какой аромат…

— Согласен, таких ароматов еще не бывало на этой кухне, — я упираюсь взглядом в черные прожигающие меня глаза мужчины.

Глеб стоит в домашних брюках и старой, растянутой футболке. Диана куда-то снова убегает, а я, как загипнотизированная, смотрю на него и не могу оторвать глаз. Этот простой, свободный стиль в одежде меня дезориентировал, и я зависла на его крепких немного подкачанных руках, красивой шее и кусочке грудной клетки, покрытой черными волосами, которые выглядывают из выреза майки. Наконец, замечаю появляющуюся на его лице насмешливую улыбку.

Какая же я дура! Разве можно так откровенно пялиться!?

Чтобы не закопать себя полностью своим смущением, я вдруг выдаю совершенно равнодушным тоном (по крайней мере, я очень надеюсь, что он действительно таковым прозвучал):

— Глеб Викторович, у вас футболка порвалась. Я, как ваша экономка, — специально выделяю это слово, чтобы подчеркнуть чисто деловой интерес к его торсу, — считаю правильным, если вы сегодня после ужина отдадите мне её на ремонт.

— Где порвалась? — вроде бы искренне удивляется мужчина и начинает оттягивать её за края от себя, обнажая всё больше участков тела. — Может тебе показалось? Я не вижу никаких дыр…

Всё понятно. Он снова нарочно меня провоцирует. По хитринкам в глазах я уже научилась различать, когда он серьезен, а когда просто издевается надо мной.

— Вот тут, Глеб Викторович, — я смело шагаю в его сторону и тычу пальцем ему в грудь, чуть выше солнечного сплетения.