class="p1">Слез я сегодня уже не лила. А когда последние слова прозвучали, я заметила, что Амадей ушел из комнаты, а Фирик залез на спинку кресла напротив и не сводит с меня глаз, и притих, как мышка. Я сначала взяла его на руки и прижала к себе, а потом дотянулась до коробочки и открыла ее. На темно — синем бархате лежал и искрился изящный витой браслет из такого же металла, как кулон. Он состоял тоже из восьмигранников, но меньшего размера. В центре каждого находились не очень большие синие камушки в обрамлении прозрачных камней, которые очень красиво искрились на свету. Я одела браслет на руку, и запястье приятно обволокла теплая волна. Активировать его я решила вечером. Вместе с кулоном браслет смотрелся очень гармонично.

— Ну что, Сапфир? Нас ждут великие дела и только победа. Ты согласен со мной, малыш? — зверек висел в моих руках, ясно смотрел на меня своими синими глазенками и, как мне показалось, даже кивнул. А, может, и не показалось. Я заметила, что степень его разумности росла в геометрической прогрессии. Я убрала письмо в папку к остальным, и мы вышли из комнаты.

Глава 9 АМАДЕЙ

На кухне Амадея я не увидела. Все было прибрано и, как всегда, сверкало чистотой. Нужно было хорошо все осмыслить и спланировать. Моя жизнь начала меняться и круто набирать обороты. Но, несмотря на праздник, тренировки и занятия никто не отменял. И мы с пушистиком отправились во двор на занятия на тренажерах.

Я с огромным желанием и удовольствием полазила по всем препятствиям, брусьям и канатам в сопровождении моего мехового питомца. Постреляла из арбалета, что у меня стало получаться значительно лучше. Наверное, глаза стали острее, а руки тверже. И, вуаля, промахов уже практически и не стало. Стрелять я сразу стала учиться и правой, и левой рукой, что не было для меня слишком сложным, так как с детства легко владела обеими руками. Не думаю, что я являюсь классическим амбидекстром, но левой рукой я владела совсем немного хуже, чем правой, что меня выручало уже не раз.

Я вдруг четко поняла, что скоро все изменится в моей жизни. Но пока мне не хотелось думать ни о сборах в дорогу, ни о поездке. Обо всем подумаю потом. А пока я наслаждалась привычными занятиями и домом, ставшим для меня родным. И начинала уже грустить, что скоро придется его покинуть.

После тренировки я решила покормить семейство пернатых. Легкий ветерок обдувал мое разгоряченное после активного движения тело. Я сидела в кресле и млела под солнышком в тишине и покое. Думать ни о чем не хотелось от слова совсем. Пока я так сидела и наблюдала, как уточки нарезают круги на темной воде вокруг корма, пространство рядом со мной вдруг замерцало, и в соседнем кресле материализовался Амадей.

Я молча посмотрела на него, не зная, что говорить и как реагировать. Все- таки это явление субъекта из воздуха, было для меня не только новым, но и абсолютно невозможным. Привыкнуть к такому я еще не успела. Хранитель сейчас выглядел как настоящий аристократ. От его невероятного вида я впала в легкий ступор. Хотелось подойти и потрогать все ручками. Но я старалась держать лицо и только не могла справиться со своими глазами. Как бы не заработать косоглазие!

Такое сногсшибательное впечатление на меня произвел наряд Амадея, как и он сам, впрочем. Темно — синий длинный до колен кафтан, расшитый серебряной нитью по низу подола и высоким манжетам, слегка светился на солнце. Из-под манжет выглядывали белоснежные кружева рукавов шелковой рубахи. Такое же кипейно — белое кружево расположилось на груди под кафтаном. В высокие черные кожаные сапоги были заправлены черные же штаны. А на длинных аристократических пальцах, которые отбивали легкий ритм по подлокотнику кресла, поблескивали перстни с драгоценными камнями. Хранитель смотрел на меня, и мне показалось, что в уголках его грозовых глаз пряталась улыбка. Какое-то время мы сидели и молчали. А потом я не выдержала и спросила:

— Амадей, а вы можете мне рассказать о моей семье, дедушке и о себе? Мне интересно все, — добавила я поспешно.

Хранитель задумчиво посмотрел на меня:

— Да, детка, расскажу немного. Ты уже знаешь, что твой род славный и древний, но сейчас уже не относится к высшей аристократии. Твои предки из поколения в поколение служили короне верой и правдой и на войне, и в мирной жизни, но за титулами и почестями не гонялись. Может быть, потому что силой обделены не были. И всего хватало. Старшие учили младших жить честно. Одни воевали, другие занимались исследованиями, своими землями и растили детей, конечно. И все бы так и продолжалось, если бы твои талантливые родители в своих безумных исследованиях не докопались вдруг до тайн за семью печатями. За ними началась охота, которая закончилась очень плачевно для всего нашего славного рода. Как ты понимаешь, охотились и за твоими родителями, и за их знаниями, и за их разработками. Сейчас ты, Вережника, наша единственная наследница и последняя надежда, — он снова замолчал, а я сидела тише воды и ниже травы, боясь пошевелиться, но все-таки задала вопрос:

— Так наш род раньше тоже был аристократическим?

— Да, но это было уже давно. Сейчас я не могу тебе рассказать подробно обо всем. Ради твоей же безопасности. Да и не знаю я всего. И ты, действительно, пока ничего не должна знать больше необходимого. Такое было принято решение на последнем нашем совещании с твоим дедом Эдвардом. Также мы решили не рисковать тобой, и оставить право выбора твоего пути за тобой. Что ты выберешь, так и сложится твоя жизнь. Захочешь получить только начальное магическое образование, значит, так и будет. Захочешь выйти замуж и посвятить себя семье, мужу и детям, как приветствуется в нашем обществе, что же в этом плохого? Захочешь учиться и повышать свое мастерство, я тебя в этом только поддержу. В принципе, ты даже сможешь вернуться на Землю, если захочешь. — он внимательно посмотрел мне в глаза, отвернулся и снова замолчал.

— Ты же знаешь о вселенском законе свободы воли, девочка? — спросил Хранитель.

— Не слышала. А что значит вселенский?

— Ну, это означает, что есть свод законов, которые обязательны к их исполнению во всех мирах. И, как ты понимаешь. Незнание закона, не освобождает от ответственности за его нарушение.

— И что? Никто не нарушает?

— Нарушают, конечно, и те, кто знает, и те, кто не знает.