Но, вероятно, для человека Средневековья было необходимо это увидеть зримыми, физическими очами, и поэтому на руках святого Франциска появились стигматы. У нас теперь другие времена, и стигматы на руках и ногах сегодняшних стигматиков вызывают только недоумение людей вне зависимости от их религиозной принадлежности, являются объектом любопытства, но не религиозного созерцания, и это все знают. Сегодняшние стигматы другие, они, как правило, незримы. Мы видим, как носит их человек на своем теле, лишь когда жизнь его, по словам Лескова, действительно превратилась в житие.

Христос вошел в жизнь Павла, и Павел об этом открыто говорит. Можно подумать даже, что он хвалится. Но Христос должен войти в сердце каждого человека так же глубоко, как Он вошел в сердце Павла. Он должен войти в сердце каждого. Поэтому Павел и восклицает: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал 4: 19).

Да, действительно, и Павел в муках рождения, и Церковь как бы в муках рождения, доколе в нас не изобразится Христос. Это трудно, это происходит «без наркоза». Это иногда не получается годами, иногда десятилетиями. Но, повторяю, это связано с тем, что Евангелию нельзя научиться, ему нельзя подчиниться – это должно войти в сердце. Закон хорош тем, что ему можно механически подчиниться. Закон можно выполнять, и на этом всё будет закончено. А Евангелию подчиниться нельзя. Евангелие выполнить нельзя – оно должно войти в сердце. Греки тоже говорили о том, что главное – выполнять те или иные правила, а что у тебя внутри – это твое личное дело, это проблема твоей внутренней свободы. Но мы с вами понимаем, что пока внутри зло, пока внутри ненависть, пока внутри жажда чужого, жажда каких-то дурных вещей, пока злоба из нашего сердца не ушла, – Евангелие в сердце не войдет. И поэтому задача заключается не в том, чтобы, допустим, не красть, а в том, чтобы не желать этого. С точки зрения иудея, тот, кто выполняет заповедь «не убий», тот не убивает. Но задача заключается не в том, чтобы не убивать, а в том, чтобы не жаждать смерти другого, не желать ему дурного, не желать этого внутри. А этому уже научиться нельзя. В конце концов, можно научиться себя сдерживать и не красть, не убивать, но нельзя научиться не желать этого. Это можно только свободно принять сердцем, если в сердце есть вера, действующая любовью. Но в том-то и беда христианства, что христианство не есть что-то поведенческое: в поведенческом смысле быть христианином не так уж сложно. Суть христианской веры заключается в том, что это должно войти в сердце, и мы должны не просто не красть, но не желать этого, не просто не убивать, но не желать этого. Без веры это невозможно.

А что такое вера? Это второе ключевое слово Послания к Га-латам. Вера не может не быть свободной, иначе это уже не вера, а что-то совсем другое. Вера – это свободное принятие Бога, не основанное на каких-либо внешних аргументах, доказательствах, которыми мы располагаем. Нам с вами совсем не нужно верить в то, что святитель Тихон был избран Патриархом Всероссийским в 1917 году, потому что мы это знаем из истории. Но нам с вами необходимо верить в то, что он святой молитвенник за всех нас. Это уже чистой воды акт нашей веры, если мы чувствуем это и обращаемся к нему с молитвой, понимаете? Но если мы не верим в то, что святой молится за нас как святой, это не значит, что мы отрицаем, что он был на белом свете, жил с такого-то по такой-то год в Америке, управлял там приходами нашей Церкви, потом был избран Патриархом и как Патриарх стал одним из самых заметных людей того времени и т. д. Это всё можно знать. Но то, что он святой, который молится за нас, – этого уже знать нельзя, в это можно только верить, потому что для этого у нас нет никаких оснований, у нас нет доказательств, у нас нет аргументов. Нам не нужно верить в то, что сегодня 31 октября, потому что мы это знаем. Достаточно посмотреть в календарь, любую газету купить – там это написано. Значит, верить мы можем только в то, чего мы не знаем, чего не можем знать. Ярчайший пример веры – когда мы взаймы даем деньги какому-то человеку, который, как нам представляется, может их не вернуть. Но мы ему верим и даем. И он возвращает… иногда. Вот это победа нашей веры. Вера – это то, чем оправдывается человек!

Апостол говорит в самом начале послания: «…Узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть» (Гал 2: 16). Я думаю, что вы узнали эти известные слова об оправдании только верою – Sola ёde, как назвал свое кредо Мартин Лютер. Но, если быть совсем точным, в тексте нет этого выражения – «только верою»: здесь на самом деле говорится так, что человек не оправдывается из дел Закона, если не верою. Точно так по-гречески и точно так в латинском переводе. Смысл, в общем, тот самый, который у Лютера и в русском Синодальном переводе. Но всё-таки слово только здесь присутствует – не эксплицитно, не записанное буквами, а, как говорят обычно филологи, имплицитно, то есть в скрытой форме. И то, что оно появилось в Синодальном переводе, – это лишь свидетельство того, что его авторы заглядывали в немецкую Библию и, как это было принято в XIX веке в духовных школах России, находились под влиянием лютеранского богословия. Я не уверен, что это плохое влияние, тем более здесь, в Послании к Галатам. Забегая вперед, скажу, что это основная тема Послания к Римлянам: человек оправдывается только верою, человек не оправдывается ничем другим, как только верою. Это тема, которая делает Послание к Римлянам, как говорят обычно в шутку богословы, «чисто католическим» – ровно так же, как тема созерцания Бога делает Первое послание Иоанна Богослова «чисто православным». Но когда три конфессии вот так разбирают себе по посланию, это, конечно, страшная чепуха и нелепость, потому что все послания не в меньшей степени «православные», чем «католические», не в меньшей степени «католические», чем «протестантские», и т. д.