Когда ты осознаешь, что находишься за чертой невозврата, то быстро учишься задавать вопросы, которые при других обстоятельствах, не решилась бы озвучить.

Саша спросила отца.

- Папуль, почему мне иногда кажется, что мама меня не любит?

Вадим вздрогнул и побледнел.

- Вернее, любит, но как-то… странно что ли.

Она отвела взгляд. Ей стало немного стыдно, неудобно. Сама мысль о том, что родная мама её не любит, казалась Саше кощунственной.

Руки отца легли ей на плечи и чуть сжали.

- Саша… Мама очень тебя любит. И никогда…

- Папа!

В её голосе прорезались слезы. Она не хотела слышать то, что ей необходимо было слышать. Она желала знать правду.

И отец ей её сказал.

- Вера вышла за меня замуж, потому что забеременела тобой. У нас было-то… - он смутился. Разговаривать про секс с повзрослевшей дочерью оказалось не так-то просто. – А Вера любила не меня… Костю. Но тот не пожелал брать её с чужим ребенком, а врачи Вере аборт делать запретили. Вот как-то так.

У Саши ноги подкосились. И сразу многое встало на свои места. Натянутые отношения между крестным и отцом, которые она никогда не могла понять. И мама, что часто отодвигалась от отца, когда тот пытался её обнять. Саша принимала жесты мамы за стеснительность, а оказалось…

Саша выдавила из себя улыбку.

- Она полюбила тебя, папа. А я… А я вообще тебя очень сильно люблю!

Разревелась и кинулась к нему в объятия.

После того разговора они ещё ближе стали. И посиделки на кухне превратились для них в частые явления.

Вот и сейчас, Саша, схомячив конфетку, снова сделала глоток и сказала:

- Папа, я сегодня познакомилась с одним человеком…

Она специально не договорила.

Всю дорогу домой, что она провела в такси, ежась на заднем сиденье, она снова и снова прогоняла в голове приблизительный план разговора с папулей. Она готовилась к нему и могла предположить, что Вадим будет ждать её возвращения. Или проснется рано, отец страдал бессонницей. Болезнь дочери внесла кардинальные коррективы в жизнь семьи Сергеевых. Для неё было бы лучше поговорить с папой сразу, когда она ещё не отошла от всего, что свалилось на неё этой ночью. Пока адреналин гулял в крови, и чувствовался хилый драйф, на котором Саша находилась всю ночь.

Единственное, что её беспокоило, это, чтобы папа не понял, что она провела последние часы, занимаясь сексом. Не комильфо будет, вот совсем.

Она приводила себя в порядок, как могла. Влажные салфетки оказались незаменимы. Макияж поправляла уже в том же такси. Таксист, молодой парень лет тридцати, постоянно на неё поглядывал и так гаденько усмехался. Если бы Саша не находилась на нервяке, обязательно ответила бы ему.

Странно, но Осетин вызвал такси к дому, уже не таясь. Для чего он завязывал Саше глаза – непонятно. Спрашивать она не стала – не её дело.

Отпускал – и Слава Богу.

Как же ей хотелось от него уехать…

Кто бы только знал.

Убежать. Спрятаться.

И никогда не возвращаться.

Забыть его имя. Вернее, прозвище.

Забыть о его существовании.

Сон. Дурной кошмар.

Ничего больше.

Но…

Это в мечтах. Реальность куда сложнее и непредсказуемее.

И в этой реальности ей предстоял сложный разговор с родными. Как из него выпутаться – сложнейшая задача.

В голове всю дорогу до дома стоял туман. Саше с трудом, но всё же удалось взять себя в руки.

Так надо, Александра, так надо…

Вадим отодвинул свою чашку и растерянно моргнул. Заявление дочери оказалось неожиданным.

- С мужчиной?

Глупый вопрос сорвался с языка самопроизвольно.

- Да, пап.

- И…

Саша протяжно выдохнула.

- И он мне очень понравился, пап. Очень, - слёзы, что заблестели в её глазах, наигранными не были.

Как же Саша ненавидела себя в ту секунду, кто бы только знал! Ненавидела всей душой, всем сердцем, всем естеством своим! Она мысленно обзывала себя нехорошими словами, чувствовала себя последней сволочью, никак не любящей дочерью.

Но…

В её жизни всё чаще и чаще стали появляться эти «но».

Ложь родителям – что может быть хуже?

Если только их безденежье. И удушающее чувство вины, которое невозможно забыть, с которым нереально примириться. От которого дышать сложно. Делаешь вздох, а ком в горле не позволяет его завершить, и он падает куда-то вниз. Оседает тяжелым грузом, и так изо дня в день, по нарастающей.

Поэтому Саша кое-как примирилась, договорилась с совестью.

Она должна.

Остальное – не важно.

Отработает, «отживет» эти дни по максимуму, а дальше будь, что будет.

Слезы на её щеках никак не относились к лжевлюбленности в Осетина. Бр-рр. Да от одной мысли, что подобного мужчину можно полюбить, тугой узел сворачивался внизу живота.

Нет, он не обидел Сашу.

Лишь «отлюбил по полной».

Вспоминать КАК это происходило – сил не было. Не сейчас – точно.

Осталось лишь послевкусие. Тяжелое. Горькое. Удушливое.

И неприятные ощущения между ног. Давящие.

Впрочем, как и сам Осетин. Как ни хотелось Саше возвращаться к его личности – не получалось. Особенно сейчас, когда ей надо изобразить к нему хоть что-то, противоположное страху и отторжению, что она испытывала на самом деле. Представить, что он её зацепил. Мамочки… Как такое возможно… Нет, она с легкостью представит, что за ним вьется вереница из желающих познакомиться поближе. На таких харизматичных, «темных» женщины обычно очень падки. Даже несведущая и неопытная в этих вопросах Саша понимала, что так и есть. От него исходило нечто темное, властное.

Чуждое лично ей.

Более того. Как ни хотелось Саше этого делать, но мысли текли самопроизвольно и уже в такси они споткнулись на том, что девушка на жалкое мгновение представила, а каково это испытать на себе не только сексуальное пристрастие Осетина, а его заинтересованность? Настоящую. Когда девушка его привлекает не телом и не «изюминкой» в виде девственной плевы, а чем-то другим. Своим обаянием, например. Своим юмором. Красотой. Чем обычно цепляют девушки.

И всё естество Александры воспротивилось, закричало – нет!..

Она не хочет. Не надо.

Саша едва не рассмеялась вслух. У неё точно произошёл сбой в голове, раз приходят такие сумасшедшие мысли. Перевозбудилась психологически. Да и бессонная ночь давала о себе знать.