class="p">Я поднимаю ее с земли и ставлю на ноги, забыв притвориться, что она тяжелая.

Ее глаза закатываются, расфокусированные, как будто от этого движения у нее болит голова.

— Ой. Вау.

Я обхватываю ее затылок, шарю пальцами, пока не нахожу шишку с гусиное яйцо.

Кайли вздрагивает, когда прикасаюсь к ней.

— Ты ранена. — Я пристально смотрю на Сэма, который опускает голову.

Она тоже смотрит на моего соседа по дому.

— Хорошо, что ты был рядом, иначе, думаю, Куджо бы меня съел. Это вообще собака?

— Он наполовину волк.

— Наполовину волк, наполовину кто? Горгулья?

Я подавляю улыбку. Мне нравится, что она проявляет остроумие, несмотря на свою травму. Но с другой стороны, это ее защитный механизм, о котором я узнал в лифте.

Я изучаю ее. Необходимо вызвать полицию или как-то напугать ее, чтобы она уважала мои границы.

— Ты собираешься рассказать мне, какого черта вломилась ко мне домой?

Она закатывает глаза.

— Если бы вламывалась к вам, я бы выключила лазерные прицелы, чтобы не объявлять о своем присутствии. Простите меня, но я не заметила там дверного звонка.

Какая женщина знает о лазерных системах безопасности? И не кричит, когда гигантский волк прижимает ее к земле?

— Не помню, чтобы приглашал тебя. Как, черт возьми, ты вообще меня нашла?

— Я хакер, помните?

— Или сталкер.

— Одно и тоже. — Ее рука тянется к переду толстовки, и я слышу шуршание бумаги. — Я должна вам кое-что показать. Это не могло ждать до завтра.

Я беру ее за локоть и веду вверх по скользким ступеням, выложенным итальянской плиткой, внутрь особняка. Кайли двигается скованно, как будто от нападения Сэма у нее болит не только голова. Это не мешает ей оглядывать мой дом, пока провожаю ее в гостевую ванную на втором этаже. Почему-то мне кажется, что она что-то не договорила. Почему она здесь на самом деле?

В ванной я намеревался дать ей полотенце и оставить приводить себя в порядок, но обнаружил, что хватаюсь за край ее промокшей толстовки.

— Что вы делаете?

Я тяну вверх.

— Вытаскиваю тебя из этой мокрой одежды.

Румянец заливает ее щеки, заставляя глаза ярко сиять. Пряди ее мокрых каштановых волос прилипли к щеке и шее, капли дождя стекают по горлу. Я хочу их слизать.

Она поднимает руки и позволяет без возражений стянуть толстовку через голову.

Мой член болезненно пульсирует, прижимаясь к молнии джинсов, когда останавливаю взгляд на ее коже. Я снимаю с нее майку вместе со свитшотом, и Кайли остается в одном кружевном красном лифчике и мокрых джинсах.

Ее грудь вздымается, и она пристально смотрит мне в лицо, как будто ждет, что я сделаю дальше.

Что буду делать?

Я знаю, что хочу делать. Хочу стянуть эти узкие, промокшие джинсы и наклонить ее над столешницей в ванной. Жажду трахнуть ее сзади так же сильно, как хочу проникнуть в ее острый ум и выяснить, что делает эту уникальную женщину привлекательной. И, черт возьми, да, я хочу вонзить покрытые сывороткой клыки в ее плоть и навсегда пометить своей.

Что невозможно.

Я бросаю толстовку на пол и снова слышу шорох бумаги.

Кайли переключает внимание на выброшенную одежду и бросается за ней, нарушая молчание между нами. Зажатый между майкой и толстовкой, лежит конверт из плотной бумаги, который она достает и прижимает к груди, прикрывая от моего взгляда эти идеальные сиськи.

Затем облизывает сухие губы.

— Мистер Кинг, прежде чем поделюсь этим с вами, просто хочу сказать, что когда делала то, что делала, я была дерзким подростком, пытающимся доказать свою ценность себе и миру хакеров. Я никогда не брала номера ничьих кредитных карт и никогда не продавала никакой информации. Это было просто…

Догадка поражает меня, как удар кулаком под дых.

— Кэтгерл.

Конечно, она гребаная Кэтгерл. Единственный человек, который когда-либо взломал мой код. Неудивительно, что она нервничала перед собеседованием в «Секьюер». В какую, черт возьми, игру она играет, появившись в моем офисе, в моем доме, черт возьми?

Единственная брешь в системе безопасности, которая преследовала меня последние восемь лет, только что открылась у меня перед носом. Снова.

Я выхватываю папку из ее рук и вываливаю содержимое на столешницу.

— Мне жаль. — Ее голос звучит тихо.

Проклятье.

Я ненавижу слышать ее униженной, даже для меня, прирожденного альфы, который требует подчинения от всех. Даже когда злюсь на нее.

— Что это, черт возьми, такое?

Я переворачиваю стопку бумаг и читаю ту, что сверху. Проклятье, нет. Ярость обостряется до более смертоносного чувства осознания.

Шантаж.

Кто-то хочет подорвать «Секьюер».

Или это какая-то сложная игра, в которую играет Кэтгерл? Потому что у любого такого блестящего человека как она могла быть какая-то невидимая стратегия.

Проблема этой девушки и мое суждение о ней были затуманены похотью.

Она стоит совершенно неподвижно, ее маленькие руки сжаты в кулаки.

— Мне жаль, — повторяет она.

Я бросаю бумаги обратно на стойку.

— Какого хрена? Что тебе надо? Почему ты на самом деле здесь?

Я ненавижу видеть, как слезы наполняют ее глаза, но сдерживаю свой инстинкт притянуть ее к себе или убить ее врагов. Этим инстинктам нельзя доверять.

Она качает головой.

— Ничего. Я ничего не хочу. — Ее голос дрожит на первом слове, но затем она берет себя в руки. — Просто подумала, что если сама признаюсь, эти придурки потеряют свои рычаги влияния. Я не хочу вести переговоры с террористами, понимаете?

Я только что отдала вам всю информацию, которую нужно передать ФБР, чтобы возбудить против меня уголовное дело. Очевидно, я надеюсь, что вы согласитесь на моё увольнение.

— Нет, — рычу я, удивляя самого себя тем, что заговорил прежде, чем понял, что собираюсь сказать.

Но не отпущу ее так легко. В моем мире, в сообществе оборотней, с проступками разбираются в лоб. Ими не занимаются копы, и увольнение не спасет. Наказание быстрое, обычно физическое. Или же требуется или предлагается вознаграждение, и оно принимается.

Она вздрагивает, ее худые плечи опускаются.

— Что вы собираетесь делать? — Ее голос звучит хрипло.

Кровь приливает к члену при мысли о том, чтобы привлечь ее к ответственности. Жестко. Я добавляю в голос опасные нотки.

— Как думаешь, что я должен сделать?

— Ну, — она облизывает полные губы, разум возвращается к ней, — на вашем месте мне бы хотелось поймать этих ублюдков. Так что я могла бы оставить себя в качестве приманки.

Черт, я практически доверяю ей. Огромная ошибка.

— Вы можете внимательно следить за мной,