Я взяла себя в руки. Он прав: не дело так реагировать. И щёлкнула его по носу испачканной в муке рукой, оставив белый след.

— Надеюсь, должность друга стража города не менее почётна.

Племянник Расмура тут же довольно заулыбался:

— Должностью лучшего друга стража определённо стоит гордиться, — поправил меня он. И не солгал: хоть мы знали друг друга не так много времени, но уже успели стать довольно близки. Пожалуй, Арес был единственным ровесником, с которым я когда-либо так ладила.

Царство Льен могло похвастаться тремя подобными академиями. Одна находилась в столице, другая — на западе, в Ландвааге, а третья — у нас, в Берльорде. Туда могли поступать мальчишки всех сословий, а на основании учебных заслуг они потом устраивались на государственную службу. Арес не лукавил: работа стража действительно считалась почётной и, что порою не менее важно, прибыльной. Я не стала мешать ему осуществлять задуманное, несмотря на предвзятое отношение к выбранному им занятию.

В последнюю ночь праздника мы с Аресом бесцельно шатались по городу, любуясь искрящимися залпами ярких фейерверков, изобретённых относительно недавно — лишь при покойном царе. Я и то увидела их впервые, когда вырвалась из-под гнёта госпожи.

Они рассыпались гроздьями винограда, раскрывались как цветочные лепестки и переливались подобно северным звёздам, а каждый новый залп я встречала, открыв от немого восторга рот и затаив дыханье. Не чувствуя боли в затёкшей шее, я смотрела наверх — туда, где взору открывался вид на фигуры мифических животных и сказочных птиц, причудливые орнаменты и узоры, нежную вязь тонких стеблей.

Хоть в южных степях не устраивали гуляний на осеннее равноденствие, среди встреченных людей, любующихся чудесами, оказалось много верян. Мы сторонились варваров, избегая их внимательных чёрных глаз. Если честно, от их взглядов мне становилось не по себе, но присутствие Ареса отвлекало от дурных мыслей.

В Берльорде не знали голода, связанного с нападением захватчиков, не столкнулись с насилием или кровью, а всё потому, что градоначальник сам открыл врагам городские ворота. На узких улочках не убивали людей, не грабили мирных жителей: веряне просто прошли сквозь него, как тёплый нож через масло, и вышли на севере. Берльорд — город-предатель, впустивший заразу в мой дом.

— Арес, ты не боишься учиться вместе с варварами? — тихо, чтобы никто не услышал, спросила я.

— Они такие же люди, Уна, — нахмурился он. — Льен тоже достаточно крови принёс в их степи.

Я вздрогнула, тут же вспомнив, что другу не приходилось жарить помойных крыс или драться с такими же детьми, как он, за кусок хлеба. Даже если бы с воцарением варвара на престоле вся страна узнала лишь благо, для меня, как и для всего севера, южане всё равно остались бы непримиримыми врагами.

— Прости, Уна. Я знаю, как для тебя всё это тяжело, — спохватился парень, но его слова страшно задели. Я крикнула:

— Нет! Ничего ты не знаешь! — и вдруг вырвала свою руку из его руки.

— Уна! — воскликнул он, побежав за мной следом. По лицу текли горькие слезы, и Арес принялся их утирать.

Но тем не менее, сама того не понимая, я расстроилась не столько из-за его вскользь брошенной фразы, сколько из-за страха потерять друга. Я боялась, что заботы в академии вычеркнут меня из жизни Ареса.

— Пойми, при старом царе в Берльорде знали лишь нищету…

Да, так и было. Но верян боялись. Они держали в страхе весь материк, а для Льена они стали настоящей чумой, проникшей во все уголки царства. Немногие не просто справились с ней, а, наоборот, извлекли прибыль. Берльорд сумел наладить торговлю и начал продавать товары другим странам, хотя не все жители города это поддерживали.

И как бы не надеялся север, Милош Дульбрад так и останется сказкой, в которую нам всем хотелось верить, страдая от гнёта врагов, но осуществить которую возможно лишь в мечтах. Больше вестей о наследнике северного края царства Льен мы не получали.

Осень сменилась студёной зимой. Как и следовало ожидать, Арес без труда поступил в восточную академию стражей. Видеться с ним я стала всё реже, лишь в увольнения, которые неизменно ждала с нетерпением.

Так прошло два года, в течение которых все дни были похожи один на другой.

По вечерам, с уходом последних гостей, в трактире подолгу резались в карты. В центр зала ставили широкий круглый стол из красного дерева, а вокруг него садились люди, готовые расстаться с баснословными суммами ради приятного времяпрепровождения. Они делали огромные ставки, не гнушаясь лгать и изворачиваться в надежде обдурить всех остальных.

Подавальщицы привычно зашторили окна и зажгли медовые свечи, разогнавшие сумрак, а я собиралась уже уходить, когда меня неожиданно окликнул Расмур.

— Мелкая! Останься сегодня вместо Мико. Он приболел.

Я надулась как мышь на крупу из-за его просьбы, хотя понимала, что без меня не обойтись, — так не любила игроков в «Дракона». Все как один они казались мне чванливыми и самодовольными, слишком ослеплёнными золотым блеском монет, чтобы думать о чём-то насущном.

Гости начали собираться после полуночи. Я сидела на кухне и резала им закуски, а Рема носилась туда-сюда, призывно покачивая бёдрами, желая отхватить богатого жениха. Как по мне, занятие это было безуспешное: люди предпочитали искать себе ровню, не заглядываясь на тех, кто значительно бедней. Но девушку, старше меня на несколько лет, это не смущало. Она не разделяла моего стремления оставаться в стороне от гостей, заседающих в зале, и не хотела, как я, поскорее уйти домой.

— Ну неужели тебе не хочется, хотя бы немного, хотя бы одним глазком, взглянуть на них? — недоумённо она спросила меня и, прихорашиваясь, посмотрела на своё отражение в воде, налитой в чугунный котелок.

— Нет, — уверенно ответила я, мелко шинкуя морковь для салата. Подавальщица горестно вздохнула и напоследок кинула в мою сторону взгляд — жгучую смесь осуждения и недоверия. Крутанувшись на высоких каблуках, она понесла на подносе напитки.

Я продолжила заниматься своими делами, пытаясь абстрагироваться от шума за стеной: до меня доносились громкие разговоры и звон посуды. Это в обычные дни у нас потчевали постояльцев из глиняных мисок, а сегодня ночью достали тонкую керамику с изящной росписью, привезённую из Арманьёлы. Я приготовила ещё несколько тарелок на вынос, когда вдруг услышала дребезжащий звон разбитого стекла.

Я вышла в коридор, соединявший кухню с залом, и увидела упавшую на деревянный настил подавальщицу. По полу были разбросаны осколки бокалов с подноса. Я мигом кинулась к Реме, но к той, опередив меня, уже подбежал Расмур. Она лежала на полу, схватившись за лодыжку, и стонала от боли.

— Растяжение, — с досадой сообщил повар.

— Не везёт же! — разрыдалась девушка, безуспешно пытаясь подняться. Больше она переживала не за свою ногу, а за невозможность и дальше прислуживать в зале, а значит — за упущенный шанс привлечь внимание зажиточных мужчин и выгодно выйти замуж.