Не в силах вымолвить ни слова, Беорф утвердительно кивнул.

— Какая ж-ж-жалость! Тебе известно, почему сущ-щ-щества вроде нас-с-с исчезают, ш-ш-ш, один за другим? Потому что люди прес-с-следуют нас-с-с. Люди, ш-ш-ш, завидуют наш-ш-шему дару, ш-ш-ш, наш-ш-шим возмож-ж-жностям. Я, ш-ш-ш, нагас. На древнем языке, ш-ш-ш, это означает, ш-ш-ш, человек-змея. Ты беорит, ш-ш-ш, человек-медведь. Ты обладаешь властью, ш-ш-ш, над пчелами и некоторыми другими, ш-ш-ш, нас-с-секомыми. Я обладаю, ш-ш-ш, властью над всеми ползучими, кус-с-сачими и, ш-ш-ш, ядовитыми. Я властвую над горгонами из-за их волос-с-с. Но открою тебе с-с-секрет, который, возмож-ж-жно, ты уже знаеш-ш-шь. Я к тому ж-ж-же могущ-щ-щественный, ш-ш-ш, колдун. Не пугайся, ш-ш-ш, я добрый колдун. Я причиняю зло, ш-ш-ш, только тем, кто, ш-ш-ш, причинил его мне. Я становлюс-с-сь злым лиш-ш-шь с врагами, ш-ш-ш.

Сердце Беорфа выпрыгивало из груди, ладони его вспотели, но он взял себя в руки и дрожащим голосом прервал колдуна:

— Зачем тогда ваша армия горгон превратила в каменные изваяния всех жителей королевства? Вы ведь хотели вернуть себе свою подвеску и отомстить Йону Очистителю, не так ли? Зачем было карать стольких невинных — чтобы утолить жажду мести?

Кармакас разразился пугающим смехом:

— А он парень не промах, ш-ш-ш, этот беорит! Думаю, мы в наш-ш-ших краях ош-ш-шибаемся, считая, ш-ш-ш, людей-медведей с-с-самыми тупыми, ш-ш-ш, представителями породы, ш-ш-ш, человекозверей. Ты не так глуп, ш-ш-ш, как каж-ж-жеш-ш-шься, грязный толстый миш-ш-шка! Жители этого королевства, ш-ш-ш, были превращены в, ш-ш-ш, камень за то, что поверили вору и, ш-ш-ш, убийце. Я расскаж-ж-жу тебе с-с-свою верс-с-сию ис-с-стории, тогда ты, ш-ш-ш, лучше поймеш-ш-шь. Я мирно ж-ж-жил в своей деревне. Теперь, ш-ш-ш, ее больш-ш-ше не сущ-щ-ществует. В сердце каменной пустыни, ш-ш-ш, нагасы мирно сосущ-щ-ществовали с живущ-щ-щи-ми по соседству в большом городе, ш-ш-ш, людьми. Мы были ремесленниками, ш-ш-ш, златокузнецами. Мы такж-ж-же владели, ш-ш-ш, рудниками и, ш-ш-ш, многими богатствами. Кончилос-с-сь тем, что люди, ш-ш-ш, позавидовали нашему богатству и, ш-ш-ш, призвали рыцарей С-с-света, чтобы извес-с-сти нас-с-с и, ш-ш-ш, завладеть наш-ш-шим добром. К счастью, ш-ш-ш, нам на помощ-щ-щь пришли горгоны, но, ш-ш-ш, увы, слиш-ш-шком поздно. Моя жена и все, ш-ш-ш, мои пятнадцать детей были, ш-ш-ш, убиты рыцарями. Йону Очистителю единс-с-ственному, ш-ш-ш, удалось с-с-спасти свою ш-ш-ш-куру. Знаеш-ш-шь, почему? Потому что во время последнего реш-ш-шающего с-с-сражения с горгонами Йон, ш-ш-ш, был в одном из наш-ш-ших храмов и воровал наш-ш-ши ценности. Если бы он, ш-ш-ш, принял участие в битве, ш-ш-ш, горгоны превратили бы его в, ш-ш-ш, камень. Подвеска принадлежит моему народу, ш-ш-ш, и я здес-с-сь, чтобы, ш-ш-ш, забрать то, что было, ш-ш-ш, украдено. Вот и вс-с-се, ш-ш-ш… Существа моей породы, ш-ш-ш, те, кто выж-ж-жил, решили отомстить людям и, ш-ш-ш, заставить их оплатить свою вину и нес-с-способность, ш-ш-ш, принимать существа и создания, отличающ-щ-щиеся от, ш-ш-ш, них. Не потому ли рыцари Света, ш-ш-ш, убили твоего отца и твою мать, что они, ш-ш-ш, были другими?

При этих словах Беорф заплакал. Нагас продолжал:

— Ты видиш-ш-шь, мы похож-ж-жи. Мы оба, ш-ш-ш, ж-ж-жертвы людей и долж-ж-жны объединить ус-с-силия, ш-ш-ш, против этого могущественного врага. Вообрази, ш-ш-ш, медведь и змея, объединившиеся для, ш-ш-ш, справедливой мести за человекозверей! Приди, ш-ш-ш, в мои объятья, я, ш-ш-ш, буду твоим, ш-ш-ш, новым отцом!

Обретя уверенность, Беорф взглянул Кармакасу прямо в глаза и сказал:

— Мои родители, и правда, были убиты людьми. Правда и то, что люди иногда бывают ограниченными и отказываются принимать то, чего не понимают. Но отец рассказывал мне множество историй о человекозверях и всегда предупреждал, что нельзя доверять людям-змеям. Он утверждал, что именно из-за них, из-за их лживости и жажды власти, люди стали преследовать человекозверей. У меня был отец, теперь он умер. Я хочу, чтобы кто-то заменял его. Вы пытаетесь уговорить меня и завладеть моим доверием только, чтобы вернуть себе вашу подвеску. Может, беориты не и так умны, как нагасы, но мы умеем отличать добро от зла, Я спрятал подвеску, и вы никогда ее не получите!

Колдун стиснул зубы, напряг мускулы и, поднявшись на своем гигантском хвосте, злобно прошипел:

— Я найду с-с-способ зас-с-ставить тебя, ш-ш-ш, говорить, маленький наглец! Ты только что, ш-ш-ш, подпис-с-сал с-с-свой с-с-смертный приговор!

На скамье сидел старик и ждал, пока вокруг соберется побольше слушателей. Наконец, когда дети окружили его со всех сторон, он начал свой рассказ:

— Когда-то давным-давно жил молодой человек. Звали его Юнос. Жили они вдвоем с матерью в маленькой хижине посреди леса. У парнишки ни к чему не было ни малейших способностей. Был он простак-простаком, и мать горевала, думая о будущем сына. Отец его умер много лет назад, и бедной женщине приходилось работать, не покладая рук, чтобы не умереть с голоду. От плиты — к корыту, от корыта — к прялке, из дома — в поле; она старалась успеть повсюду, лишь бы прокормить себя да своего непутевого сына. Юнос же проводил дни в праздности, нюхая цветы, слоняясь по окрестным лугам и бегая за бабочками. Но однажды, увидев, наконец, как тяжко трудится его мать, он сказал: «Матушка, пойду-ка я в город, поищу себе какое-нибудь дело. Я заработаю денег, и ты сможешь передохнуть». Мать же ему ответила: «Сынок, ведь ты ничего не умеешь делать». Но мальчик воскликнул: «Ты еще увидишь, матушка, на что я способен!»

Мимо как раз проходил Амос и, услышав старика, остановился, чтобы узнать продолжение этой истории.

— И вот Юнос отправился в город. Он заходил в каждую лавчонку, к каждому торговцу, к каждому ремесленнику. У всех он просил работу, но всякий раз, когда надо было сказать, что он умеет, честный Юнос отвечал: «Ничего». Понятное дело, никто не хотел его нанимать! Дошел Юнос до последней, самой отдаленной фермы и вдруг вспомнил, как мать не раз ругала его за то, что ему не важно, что делать, — все равно получится из рук вон плохо. И когда фермер спросил, что Юнос мог бы у него делать, тот честно ответил: «Не важно, что». И тут же был нанят.

На маленькой площади собиралось все больше и больше зевак. Теперь среди слушателей было много взрослых.

— Целый день Юнос и фермер кололи дрова и пололи огород. Когда наступил вечер, мальчик получил за свою работу чудесную монетку. По дороге домой, довольный первым рабочим днем, Юнос забавлялся, подкидывая монетку в воздух и ловя ее на лету. Но одно неловкое движение — и он уронил ее в придорожный ручей. Грустный воротился он домой и рассказал матери о своем злоключении. Та сказала: «В следующий раз, Юнос, возьми то, что даст тебе фермер, и сразу убери в карман». Юнос пообещал, что так и поступит, и назавтра снова пошел к фермеру. Весь день он ухаживал за коровами, чистил хлев и таскал сено. В благодарность за работу хозяин фермы дал ему большое ведро, полное парного молока. Юнос поступил в точности, как советовала ему мать: вылил в карман все ведро, чтобы не потерять по дороге его содержимое. Домой он вернулся совершенно мокрый. Молоко было даже в его башмаках. Выслушав рассказ своего сына, несчастная мать сдержала гнев и сказала: «Ты должен всегда сохранять то, что дает тебе фермер. Понимаешь, сынок?» Юнос утвердительно кивнул, а на следующий день получил за работу огромный кусок масла. Мальчик положил масло в шапку, нахлобучил шапку с маслом себе на голову и быстро побежал к дому. По дороге солнце растопило масло, и Юнос предстал перед матерью, весь облитый золотистой масляной жижей…