Пока тот его рассматривал, Алейт тоже исподтишка заглянула в рисунок. Сначала она толком не поняла, что изобразил там муж. Ее взору открылся пустынный пейзаж со странными сооружениями: в центре возвышались два ствола, из-за которых выглядывал диск, увенчанный ртом. Однако, присмотревшись получше, она поняла, что ствол слева — это дерево, и его многочисленные ветви служат опорой гигантскому яйцу, разбитому и пустому. Правый ствол представлял собой нечто среднее между деревом и мужчиной.

Алейт с досадой отвела взгляд. Ей не нравились чудовищные создания, которыми муж населял свои картины. Она по-прежнему с ужасом вспоминала дьявольскую фигуру с носом в форме трубы и павлиньим хвостом из «Воза сена».

— Я собираюсь поместить это чахлое дерево в середине ада, на контрасте с Древом Жизни в раю, — сказал Йероен Великому Магистру.

— Древо смерти, коварное существо, являющее собой совокупность всех мировых грехов, — пробормотал еврей, продолжая сосредоточенно рассматривать набросок.

— Я думал и о том, чтобы изобразить ад как место, где сталкиваются между собой природные стихии и животные инстинкты человека.

Великий Магистр поднял глаза на Йероена.

— Вам следует прочесть «Видение Тундгала», если вы этого до сих пор не сделали. В этой поэме дано самое ужасное описание ада из всех известных, там рассказывается об изощреннейших пытках для грешников, осужденных на муки.

Алейт вздрогнула. Еврей коротко взглянул на нее своими черными, как та самая преисподняя, глазами.

— Быть может, наши речи пугают вас, сударыня?

Йероен тоже с беспокойством взглянул на нее. Алейт разозлилась. Она знала, как муж боится, что она выкажет недоверие, которое испытывает к еврею. Впрочем, то недоверие было взаимным: Алейт чувствовала, что и еврей, несмотря на свою утонченную любезность, относится к ней враждебно.

— Вовсе нет. Просто в комнате прохладно. Пожалуй, я схожу за шалью.

Сказав это, она вышла из комнаты величественной, королевской поступью, шурша широкими юбками. За дверью в мастерской кипела работа. Подмастерья готовили краски, ученики рисовали, суетились слуги. Алейт пересекла рыночную площадь и вернулась в дом. Служанка сказала, что госпожу спрашивала Агнес, ее компаньонка.

Три года назад Алейт спасла ее от монастыря, куда семья собиралась заключить девушку, поскольку никто не захотел жениться на ней. Взяла ее к себе и ни разу не пожалела об этом решении. Общество Агнес, преданной, образованной, оказалось очень приятным, она умела поддержать беседу и разбиралась в музыке. По правде сказать, последний ее талант иногда приводил Алейт в отчаяние: Агнес играла на скрипке и, когда ее охватывала грусть, могла предаваться этому занятию долгими часами. Такова была ее единственная пагубная привычка, но многочисленные достойные качества целиком искупали ее.

Алейт нашла свою компаньонку на третьем этаже, в комнате для вышивания.

— Ты искала меня?

Агнес резко подняла голову от холста и пристально посмотрела на госпожу. Глаза девушки блестели от волнения. Она была уже не молода и не отличалась красотой, но живость черт делала ее весьма милой.

— В городе только об этом и говорят! — воскликнула Агнес, порывисто вставая. — Герцогиня родила мальчика. Он появился на свет десятого марта в Испании, в Алькале, и при крещении его нарекли Фердинандом. Герцог узнал о рождении четвертого сына, находясь во Франции. Однако слабый дух герцогини пострадал от родов. Говорят, она почти не приходит в себя.

Алейт не хотелось комментировать последнее замечание. О душевном здоровье герцогини Бургундской и так ходила масса сплетен, и добавлять к ним ничего не хотелось. Однако восемь лет назад ничто не предвещало столь мрачной развязки. Алейт видела герцогиню Хуану в середине свадебного кортежа, с длинными черными распущенными волосами, искрящуюся от счастья, как и положено невесте. Она направлялась в церковь Святого Гуммариуса в городе Лир, чтобы сочетаться браком с герцогом Филиппом. Хуана была дочерью испанских монархов, Изабеллы и Фердинанда, и, быть может, именно потому, что родилась она в этой солнечной стране, туманные ледяные равнины Брабанта так и не стали ей домом. Уже в первый год брака у герцогини начались нервные приступы, сопровождавшиеся плачем и криками. При дворе поговаривали, что во время таких припадков у нее даже слюна идет изо рта, как у бешеной собаки.

До Хертогенбоса долетало лишь приглушенное эхо сплетен, но было уже общеизвестно, что разум герцогини Бургундской мутится все больше.

— В городе наверняка устроят празднества, — продолжала Агнес. — Помните, как было красиво, когда справляли рождение второго сына герцога, Карла?

Агнес снова склонилась над вышиванием. И пока она вспоминала о придворных торжествах, на лице Алейт появилось горькое выражение. Она так и не сумела смириться с тем, что за двадцать пять лет счастливого брака у них не было детей. Муж никогда не упрекал ее, но Алейт в глубине души винила в бесплодии себя. Быть может, Господь наказал ее за то, что она нарушила волю семьи, когда вышла замуж за Йероена.

Речи Агнес разбудили ее тайные муки. Алейт вспомнилось высохшее дерево, похожее на человека, которое она только что видела в мастерской мужа. Иногда она чувствовала себя именно так — наполовину женщиной, наполовину пустой оболочкой, обреченной на то, чтобы сгореть дотла, не оставив следа. Понимая, что это просто смешно, она все же была очень недовольна Агнес за то, что та своей болтовней вызвала эту боль.

К счастью, именно в эту минуту Марго, любимая собачка Алейт, прыгнула к ней на колени и тем самым уберегла ни о чем не подозревавшую компаньонку от колких слов госпожи.

Марго была ее утешением. С ней Алейт чувствовала себя не такой одинокой. В долгие зимние месяцы собачка целыми днями сидела у хозяйки на коленях, свернувшись клубочком. Она следовала за своей госпожой повсюду, словно тень. Только в мастерскую мужа ей было запрещено входить — Йероен терпеть не мог собак. По этой же причине Алейт старалась открыто не выражать свою привязанность к Марго в его присутствии. Сдерживалась она и при Агнес. Не то чтобы Алейт боялась осуждения. Ее останавливали стыдливость и гордость. Она не хотела пересудов: дескать, она ведет себя так, потому что лоно ее бесплодно.

Снизу донесся пронзительный голос. Агнес бросила на госпожу короткий взгляд. Та продолжала невозмутимо гладить Марго. Обе женщины знали, кто это пришел к Йероену.

Когда муж работал над «Земным раем», ему понадобилась натурщица, чтобы написать Еву. Девушку звали Катарина, и она была прекрасна: белоснежная кожа, золотые волосы длиной до самых бедер. Она без стеснения демонстрировала свое чувственное тело, позируя обнаженной. Алейт, зная, что это Великий Магистр отправил се к мужу, сразу же подумала, что девушка принадлежит к секте адамитов. И не ошиблась: Катарина оказалась Сестрой Свободного Духа. А для Алейт это было все равно что женщина легкого поведения.

На протяжении всего времени, что Катарина позировала обнаженной в мастерской Йероена, Алейт пришлось бороться с ревностью и завистью, которые с каждым днем росли в ее душе. Натурщица была молода и красива, кроме того, если сплетни об адамитах — правда, то она познала многих мужчин. Если Йероен прежде и встречался с другими женщинами, то всегда делал это очень осторожно, так, что Алейт ни о чем не догадывалась. Она никогда не рассчитывала на то, что он будет хранить ей верность. Но ей не хотелось сплетен.